– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась я, присаживаясь на краешек кровати. Для этого пришлось расправить комком валяющееся покрывало.

– Очень так себе! Целый день пью какую-то гадость, да я столько в жизни своей не выпивал! Даже когда был весомый повод.

Он огляделся, пытаясь найти место для себя, но в итоге махнул рукой и чуть ли не с разбега завалился на кровать. Закинул руки за голову и широко улыбнулся.

– Извини, не ждал кудрявых гостей. Иначе бы прибрался.

– Не знала, что ты умеешь.

– Не умею, но наврать-то можно?

– Можно, – засмеялась я. – Кстати, от лекарей досталось и мне.

– Не сочиняй, тебя быстро отпустили со словами «здорова, зараза к заразе не липнет!». А меня подвела неотделимость от магии: болеет она, хвораю и я. Ограничители… теперь я их недолюбливаю!

– Зараза к заразе? Мне показалось, там была другая фраза.

– Именно эта. Особенно я бы отметил часть с заразой.

Ладно, он точно не при смерти. Улыбка до ушей, тяга к дурацким шуткам при нем, как и самоуверенность. Даже бардак его не смущал, надо же! И мне он радовался, по-настоящему радовался. Видимо, ночь в каменном мешке сделала нас ближе.

Нечестно хранить от него секреты.

Я протянула Мартину конверт, наблюдая за реакцией. Которая, впрочем, не заставила себя долго ждать – парень звучно выругался, перевел взгляд на меня и, больше не обращая внимания за записку, спалил ее дотла. Пепел скинул вниз.

– Видимо, с твоей магией все в порядке, – прокомментировала я. – И не беспокойся, что уничтожил важную улику, с ней уже ознакомился Видящий. Следов на ней он не обнаружил, так что делу ты не навредил. Хотя мог, конечно.

– Ты поверила в эту ерунду?

Злость, я ее чувствовала.

– Почему ты так злишься?

– А по-твоему, не должен? И я задал вопрос, Кудрявая: ты поверила?

– Честно? Скорее нет, чем да, иначе меня бы здесь не было.

– Но ты здесь, – медленно произнес он. – Почему?

– Хотела проведать тебя. И сказать спасибо. Я вообще-то с этого и хотела начать, но хаос вокруг здорово отвлек меня… ты спас меня, Мартин. Честно говоря, я не знаю, смогу ли я теперь всерьез тебя бояться. Даже после такого, – я кивнула в сторону кучки пепла, которая когда-то была зловещим посланием.

– Ты врешь.

– Что? Конечно, нет!

– Еще как врешь, – он усмехнулся. – На самом деле ты хотела выяснить, почему тебе написали именно это. И поэтому показала мне письмо.

– А может, я уже знаю?

Я говорила тихо, но он не мог не услышать.

В комнате повисла напряженная тишина, яростная.

Воин молчал, и от этого я пугалась еще больше. Его самоуверенность неожиданно испарилась, словно дым. На ее месте появилось так много всего! Гнев, отчаяние, страх и вина… но больше всего гнев. Такой ощутимый, что мне стало душно.

– Откуда ты знаешь? – прямо спросил он.

И я не посмела солгать, только не сейчас.

– От твоего брата.

– Конечно. И как я сразу не догадался, что ты возьмешь его в оборот? Даже не спрашиваю, получилось ли – результат налицо, – слова его били больно, он явно делал это специально. – Наверняка прикинулась очаровательной дурочкой, да? Втерлась в доверие со совей милой улыбочкой и выжала из Илифа все до остатка. Надо ведь знать, с кем имеешь дело, ты же такая… недоверчивая. И такая трусливая.

– Все было не так. Илиф…

– Ой. Замолчи лучше, Альмар! Я представляю, как все было: ты потащилась к Илифу, завела с ним беседу, делая вид, что заинтересована. Играла лучше, чем любая актриска и вытянула из него все, что тебе захотелось. Или он сказал все, что ты захотела услышать – тут уж сама выбирай. Если все это не холодный расчет, то что?

Воин был в ярости. По-настоящему. Новые эмоции пробили его броню, растоптали ее, заставили отступить под своим напором. И дело даже не в секрете, в чем-то другом. Его разозлил мой поступок, вопросы за спиной. Или все еще сложнее, учитывая сложные отношения между братьями.

– Даже если и так… да, я поговорила с твоим братом. Да, выяснила о тебе что-то.

– Ты совсем не соображаешь? Мой братец наплел тебе всего, да побольше, только чтобы порадовать.

– То есть, он соврал?

– Нет. Он не врал… можешь быть уверена: самое ужасное, что он сказал – это правда. И в записке твоей тоже правда. Теперь довольна? Тогда проваливай.

– Я не…

– Уходи, Таната, я серьезно.

– Похоже на то, ведь ты впервые назвал меня по имени, – я улыбнулась, все еще надеясь сгладить конфликт. Мы сможем нормально поговорить, стоит только успокоиться и дать разговору шанс.

Но явно не в этот раз.

Мартин смотрел в сторону, нарочно избегая меня. Ждал, когда я уйду. А я ждала, когда он прекратит валять дурака. К нашему взаимному неудовольствию, отступать никто не собирался, на все мои попытки завести разговор Воин презрительно кривил губы и утверждал, что говорить со мной не желает. Похоже, я сильно его обидела. В конце концов уступить пришлось именно мне, не укладываться же спать по соседству, в самом деле. Еще раз поблагодарив его, я в который раз извинилась и вернулась к себе.

Утро выдалось пасмурным и очень гармонировало с моим настроением.

Даже не знаю, что грызло меня больше – вчерашний разговор с Мартином или сегодняшние возможные находки. Низкие темные тучи заволокли небо, грозно нависая над дворцом, и как бы предупреждая: ничего хорошего ждать не стоит. А я и не ждала. Особенно после разговора с советником накануне.

– Будет дождь, – выдал ценную мысль Вик.

Мы недружно шагали в сторону озера. Командовал, конечно, советник, он же и вел нас за собой. Вместе с нами шли трое мужчин, судя по их внешнему виду, прибыли они с юга. Загоревшие, в форме светлого оттенка, видимо, их вызвали из летней резиденции короля специально ради сегодняшнего события.

– Я-то думал, ты лица меняешь. Свое попривлекательнее можешь сделать, там убрал, тут подбавил, здесь приукрасил… а ты, оказывается, провидец! – по инерции пошутил Воин. Он, как и все остальные, казался хмурым и предчувствовал беду, но не мог не отвесить какую-нибудь реплику.

На меня он за все утро ни разу не посмотрел.

Зато все его взгляды с лихвой компенсировал Алекс. Конечно, он первым делом заметил, что между мной и Воином случился конфликт и сейчас попеременно разглядывал то меня, то Мартина, гадая, что же произошло. Казалось, я могу видеть, как он мысленно анализирует каждый увиденный жест, как в его голове медленно, но верно строится теория.