Принесли горячее, запеченную грудинку, гарнированную спаржей и молодым картофелем.

— Ну и как прошел переход от одного ребенка к двум? — спросила Фелиция, как будто разговор и не прерывался. — Подруга говорила мне, что в этом случае один плюс один равняется три, а не два. — Она вонзила нож в нежное мясо, из которого на картофель потекла темно-красная кровь.

Эмит запнулся и несколько мгновений собирался с мыслями.

— Мне кажется, после второго ребенка наш брак… — Он замолчал, не в силах выразить словами то, что чувствовал. — Кажется, наш брак как-то… рассыпался. — Смешно говорить так о браке, но что-то важное действительно исчезло из их отношений, как будто выпала какая-то скрепляющая всю систему деталь, а теперь они даже не смогли бы вспомнить, как она выглядела.

— Что это вы имеете в виду? — резко спросила Фелиция. Она положила вилку и теперь, прищурившись, с возмущением вглядывалась в его лицо, как будто пытаясь заставить его взять свои слова обратно. Глазки у нее были маленькие, а голос внезапно стал холодным и резким.

Эмит поглядел в сторону Меган, но жена продолжала оживленно разговаривать с Джаредом. В отеле они пообещали друг другу оставаться вместе весь вечер, но сейчас она сама мысленно упорхнула от него. И Эмит почувствовал прилив раздражения, которое часто охватывало его по вечерам, после того как, накормив и выкупав дочек, он укладывал их спать, а потом мыл посуду на кухне, убирал квартиру и в конце концов в одиночестве садился смотреть телевизор. Вот еще один день девочки прожили без матери, говорил он себе, вот опять Меган ничего не сделала для семьи. Да, она жила в той же квартире, спала в одной с ним постели, и сердце ее принадлежало только ему, никому другому, и все же временами Эмит чувствовал тоскливое одиночество, прямо как в первый год учебы в Лэнгфорде. Иногда за это чувство он готов был возненавидеть Меган. Если бы он сейчас был трезв, он конечно же напомнил бы себе, что такое положение вещей не может длиться вечно, что жена работает для их общего блага, что вскоре она сможет открыть частную практику, и тогда деньги польются рекой. Тогда она снова будет бывать дома, и они вместе будут ездить в отпуск, купят дом и смогут приглашать к себе друзей. Но алкоголь развязал ему язык, и все прошлые обиды вдруг навалились на его хмельную голову, и он не стыдился их, наоборот, приветствовал, даже ощущал гордость за то, что наконец-то осознал правду.

— Рассыпался! — произнес он еще более уверенно. — Думаю, такое происходит со всеми, рано или поздно это случается.

Лицо Фелиции теперь напоминало холодную маску.

— Какие ужасные вещи вы говорите, — сказала она, не скрывая своего отвращения. — И не где-нибудь, а на свадьбе! Хоть бы постыдились. — Она демонстративно отвернулась от него и заговорила с дамой в шелковом пиджаке, сидящей с другой стороны от нее.

И все же Эмит почувствовал облегчение, что смог высказать свои мысли вслух. Ведь это было правдой… После рождения Моники они с Меган, вместо того чтобы все делать вместе, только и придумывали варианты, чтобы один из них мог заняться своими делами, в то время как другой присматривал за детьми. В свои свободные дни Меган занималась с дочками, чтобы Эмит смог пробежаться по парку — единственный вид спорта, который он признавал, — или, наоборот, он вел детей в парк, чтобы дать Мег возможность выбрать новый учебник по микрохирургии в специализированном книжном магазине или сделать маникюр. Разве не ужасно, что он мечтал о редких часах, нет, минутах, проведенных в одиночестве, разве нормально, что иногда полчаса в подземке по дороге домой становились лучшей частью дня? И разве не жестоко, что после стольких усилий, которые он, Эмит, затратил на поиски своего идеального партнера и создание семьи, и даже несмотря на то, что они с Мег и сейчас скучали друг по другу, когда долго не виделись, его все больше привлекало одиночество? Если бы не редкие мгновения свободы, наверное, он не выдержал бы нагрузку и сошел с ума.

Эмит хотел объяснить Фелиции, как мучительна бывает семейная жизнь, но она не желала с ним больше разговаривать, сидела демонстративно повернувшись к нему спиной и что-то с жаром доказывала пожилой даме. Он посмотрел на часы — почти восемь тридцать, девочки уже, наверное, в пижамах, теща читает им сказку на ночь. Эмит перевел взгляд на свою недоеденную грудинку, и только нацелился на нее, как подскочивший официант быстро выхватил у него из-под носа тарелку. Другой официант поставил вместо нее десерт — клубничный чизкейк с мороженым. Оглянувшись, Эмит увидел, что столы практически опустели: из соседнего тента раздавались звуки музыки, там уже кружилось, прижавшись друг к другу, несколько пар. Воздух был плотный, чернильно-черный, и силуэты гор уже не различались вдали. Джаред повел Фелицию танцевать под музыку Гершвина, и, хотя Эмит был уверен, что больше никогда в жизни не увидит эту женщину, он с облегчением посмотрел на ее удаляющуюся спину. И зачем только он так разболтался? Джаред склонился к невесте, а она, встав на цыпочки, что-то возбужденно нашептывала ему в ухо. Наверное, пересказывала их разговор. «Как неприлично, — наверное, думают они, — говорить такие гадости людям, которые собираются пожениться!» И обещают себе, что с ними ничего подобного не произойдет, пусть у них будет хоть двенадцать детей, они никогда не перестанут обожать друг друга, как в первый день после свадьбы.

К их столику подошел Тед и опустился на свободный стул рядом с Меган.

— Ну ничего себе ужин. Никогда так много не ел, у меня на свадьбе не было и половины всех этих блюд.

— Я должна позвонить девочкам, — озабоченно сказала Меган. — Я им обещала.

— Я п-пойду — предложил Эмит. — Ты, М-мег, оставайся. Ты, это… развлекайся.

— Не волнуйся, — сказал ему Тед, подмигнув, — я не сбегу с твоей женой.

— Эй, ты в порядке? — Меган посмотрела на него с тревогой. Значит, она успела заметить, что он перебрал. У Эмита появилось теплое чувство к жене: все это время, пока она болтала с посторонними мужчинами, она не забывала о нем, краем глаза следила, как быстро он набирается.

— Я-я в порядке. Найду телефон, п-позвоню и приду назад. Мне надо прогуляться.

— А затем мы будем танцевать всю ночь и встретим восход на балконе? — улыбнувшись, спросила Меган. Он вновь почувствовал, как волна ее любви, ее безграничной веры в него, в их семейное счастье омыла его с головы до ног: Меган никогда не подвергала их счастье сомнению, как он посмел усомниться сегодня, никогда не клеветала на них.

— Обязательно.

Он подошел к жене, наклонился и поцеловал ее в щеку, затем направился к центральному входу в здание приемного отделения — там открыли две большие комнаты для детей. Кто-то из них еще бегал кругами, вопя что есть мочи, кто-то капризничал, но большинство уже свернулись клубочками на кожаных креслах и диванах. Телефона в комнатах тоже не оказалось. Эмит прошелся по территории кампуса, но нигде не нашел автомата. Насколько он помнил, кабинет завуча и учительская были оборудованы аппаратами, но это были школьные телефоны, учащимся не полагалось ими пользоваться. Он подергал ручки нескольких дверей, но все они тоже были заперты.