спустя какое-то время он хотя бы одеваться стал не так убого… А всё же он остался дураком, и шутки его дурацкие!

— Какое время ты имеешь в виду?

— Ты у Нэиля спроси, когда он хотел утопить его в реке…

— Кто? Нэиль? Когда же было?

— Да было как-то. Мы купались, вот он и появился на нашем пляже, а Нэиль его прогнал.

— Странная история. Нэиль ничего не рассказывал. Хотя он до сих пор не знает, как выглядит тот, от кого у меня дочь. Если только Ифиса указала Нэилю на него. Где-нибудь увидела Рудольфа в то самое время, когда он обедал в той же «Ночной Лиане», скажем. Нэиль тоже туда заходит, если деньги на вкусную аристократическую еду заводятся. А Ифиса могла! Ифиса лишь притворяется этакой белой и непорочной птичкой, а на самом-то деле она мечтает присвоить Рудольфа себе!

— Ты сама-то знаешь, чего хочешь? Невозможно относиться к жизни как к игре на сцене, меняя лицедейские маски по ходу действия. И этого ты любишь, и тем дорожишь… А то ты и Ифису судишь, и Нэиля уверяешь в разрыве прежней связи, — пробормотала я, не желая ссоры, но злясь на неё.

— Такое чувство, Нэя, что со мною говорит Ласкира, а не ты.

— Да, бабушка тоже так считает.

— Зачем же Нэиль его прогнал с того пляжа? — Гелия заметно встревожилась, — и Рудольф так просто ушёл?

— Нэилю не понравился его внешний вид. А ушёл потому, что я попросила об этом, — сказала я не без важности. — А то могли и подраться…

— Рудольф всегда не умел нормально одеваться. Ну, особенность у человека такая. Так зачем он туда приходил?

— Мне он о том не сообщил. Гулял. Сама же говоришь, что он любит шляться по просторам континента. Залез купаться прямо в уличных штанах… — тут я прыснула, вспомнив тот день. — Я подумала, вот же дурак! А он ко мне стал приставать…

— Да ну? — изумилась Гелия. — Так вот откуда тянутся ниточки вашего знакомства? Что же ты его оттолкнула?

— А надо было броситься ему на шею? Ты сама-то так и поступила при вашем первом знакомстве?

— Когда и было… уж и не помню ничего.

— У тебя память, выходит, короче, чем у младенца? — спросила я.

— Я так устроена. Не держу в себе никчемной информации, — ответила Гелия.

— Знакомство с тем, от кого у тебя дочь, для тебя никчемная информация?

— Ну… не никчемная, конечно, но такая, о чём мне не хочется вспоминать. А судя по тому, как активно он был озабочен поисками моей замены, и ему ничего уже не дорого. А что потом-то было? После того, как Нэиль его турнул?

— Он ушёл. И уже не пришёл…

— Уж не думаешь ли ты, что он струсил перед Нэилем? Нет. Он всего лишь забыл о тебе на другой же день.

— Ничуть в том не сомневаюсь, — процедила я, путаясь с платьем, — Тут вы с ним коллеги по беспамятству.

— Не уходи! Не обижайся… — упрашивала Гелия, наблюдая мою возню с невысохшим платьем. — Зря ты и застеснялась. Да мы постоянно с ним цапаемся. Ты сама в прошлый раз уже наблюдала нашу семейную идиллию. А уж Ифиса точно посвятила тебя в детали того чуда, что есть наша совместная жизнь, проходящая в хроническом разъединении счастливых супругов.

— Ты издеваешься не только над ним и над собой, но и надо мной. За что?

— Я? Над тобой? Я разве обидела тебя? Ты чудесно выглядела в своём лоскутном наряде. Ты настолько стройна и мила, что тебе не стоит стесняться себя. А он и вообще ничего не соображает в моде, не отличает нижнюю юбку от верхней. Сшей мне обязательно что-то подобное, лоскутное, но адаптированное для выхода на улицу. Мы ещё изобретём с тобою новую авангардную моду! Приходи завтра. Он и не думал тебя обижать. Он вроде дурачка, хотя очень умный. Так он проявил к тебе свою симпатию. Обычно же он всех прогоняет. Ты же знаешь. Кроме Ифисы. Но и её доводит до слёз. Ему никто не нравится из моих знакомых. Ты первая, — и она обняла меня. — У него очень специфическое чувство юмора. Ты ещё привыкнешь к его особенностям.

— Зачем мне привыкать к его особенностям? Кто он мне…

— Приходи завтра. Очень надо поговорить… — она нагнулась к моему уху и прошептала, — Разговор касается Нэиля. Придёшь? — Её лицо выглядело утомлённым, нездоровым. Оно было почти полупрозрачным, как и чашечка в её руках, словно Гелия таяла в воздухе и вот-вот готова была совсем испариться, превратиться и сама в утреннее облако, на что было похоже её платье, и улететь навсегда в свои Надмирные селения, откуда свалилась на нашу печальную планету. Я ощутила острую и неожиданную жалость к ней, поняв, наконец-то, её страдальческое смятение, беспомощность в разрешении своей жизненной запутанности. И Нэиля мне стало жалко одновременно вместе с нею.

— Ты боишься его? Боишься той расплаты, что неизбежно наступит для тебя за твою постоянную ложь? — спросила я, поскольку была слишком задета всем тем, что они тут разыграли на моих глазах.

— Я боюсь лишь одного, что расплата постигнет Нэиля, — прошептала она мне на ухо.

— Его-то за что? За то, что он любит тебя? — я вовсе не собиралась шептать ей в ответ.

— Тише! — вскрикнула она испуганно. — Уходи! Но только умоляю, завтра приходи…

Глубокие раздумья на берегу глубокой реки

Я ушла встревоженная и полная непонимания. Пока брела, не видя дороги под ногами, туфли ободрала окончательно о камни и коряги, валяющиеся повсюду. Один раз споткнулась и чуть не упала. Тут уж и платью досталось. Как дошла, толком и не помню. Придя к мосту, я повернула в сторону пляжа. Стоял прохладный сезон. Никто пока что не купался. Я побродила по влажному песку, дошла до того места, глядя в реку, где и происходила стычка Нэиля и Рудольфа.

Я разулась и как во сне вошла в реку, подняв платье выше коленей. Вода удивила тем, что оказалась не такой уж и холодной. Я смотрела на бегущие потоки, а течение будто расплетало воду как косу на множество водяных прядей, и вокруг моих ног они закручивались и ощутимо тянули вбок и дальше, на глубину, чего я боялась. Как безумная, утратившая связь с реальностью, я взывала к Матери Воде — Богине, которой служила некогда моя бабушка, чтобы она вернула мне то, над чем не властны и сами Боги, будто хотела ухватить тот самый, убежавший далеко-далеко день, где стоило мне