«Вопрос. Свидетель, во время войны вы активно работали на службе иностранной державы, в какой период?

Ответ. Ни в какой».

Председательствовавший на процессе представитель Великобритании вмешался, чтобы прояснить цель такой линии защиты. Зайдль ответил, что это имеет отношение к тому, можно ли доверять показаниям свидетеля. Если он работал на иностранную разведку, это могло повлиять на его правдивость. Несмотря на протест судьи мистера Джексона, вопрос не был отклонен, и Гизевиус ответил: «Как уже сказал, я никогда не работал на иностранную державу. Я служил доброй Германии».

Защитник продолжил.

«Вопрос. Получали ли вы во время войны деньги от другой державы, участвовавшей в войне?

Ответ. Нет.

Вопрос. Вы знаете, что означают три буквы OSS?

Ответ. Да.

Вопрос. Что они означают?

Ответ. Они означают американскую организацию.

Вопрос. И вы не были связаны с этой организацией?

Ответ. Я имел контакты с членами этой организации на дружеской и политической основе».

Гизевиус говорил правду. Он всегда был независимым представителем движения за освобождение Германии от Гитлера. Ни он, ни его соратники не были агентами иностранной державы и не просили и не получали никаких обещаний на будущее за какие-либо действия, которые можно рассматривать как достижение целей этой державы.

Прежде чем произошло мое знакомство с Гизевиусом, с обеих сторон была проведена немалая предварительная работа. Он служил вице-консулом в Генеральном консульстве Германии в Цюрихе. Я был американским правительственным чиновником при дипмиссии США в Берне. Наши страны находились в состоянии войны, и встреча между нами едва ли соответствовала протоколу. Я постарался узнать все, что можно, о человеке, с которым мне предстояло встретиться, и полагаю, он сделал то же самое. Гизевиус был хорошо знаком с находившимися в Женеве представителями церкви, которым я полностью доверял, был другом Нимёллера, и познакомил нас мой близкий коллега и главный советник по германским делам Геро фон Шульце-Геверниц — блестящий знаток немецкого характера. Геверниц был американцем немецкого происхождения. Его отец — ведущий либеральный профессор в университетах Фрейбурга и Бреслау — имел нескольких близких друзей среди видных немецких антинацистов и знал, кому можно доверять. Его друзья, в свою очередь, понимали, что он будет достаточно осторожен, чтобы не подвергать риску их безопасность, поскольку сознает, что на кону их жизнь и жизнь их родных. Из этого взаимного доверия родились взаимоотношения, позволявшие нам тесно взаимодействовать с антинацистами в Германии.

Конечно, у Гизевиуса имелись причины для осторожности. Неосмотрительность была бы фатальна не только для него, поскольку он курсировал между Цюрихом и Берлином, она могла навлечь опасность на заговорщиков в Германии. Тем более что он не принадлежал к тем людям, которые могут с легкостью оставаться незамеченными. Шести футов четырех дюймов ростом, соответствующего телосложения — на нашем подпольном жаргоне мы звали его Малыш — и близорукий настолько, что получил освобождение от службы в армии, Гизевиус походил скорее на ученого профессора латыни или греческого, чем на человека, занятого самой опасной в мире работой, участника немецкого подполья и заговорщика. Свою деятельность он вел под прикрытием сотрудника службы адмирала Канариса и чиновника Германского генерального консульства в Цюрихе. Несмотря на свое длительное участие в тайной нелегальной работе, Гизевиус, похоже, никогда не мог совладать со своим страстным желанием высказать, что он думает о нацистах. К счастью, люди воспринимали его несдержанность только как попытки спровоцировать их на неосмотрительные высказывания — излюбленную практику нацистов.

Гизевиус входил в группу заговорщиков из абвера. Являясь близким другом адмирала Канариса и генерала Остера, он был отправлен ими в Швейцарию для установления контактов с внешним миром, которые могли бы помочь заговору против Гитлера. Они, естественно, надеялись, что ему удастся вызвать интерес со стороны западных союзников, особенно Соединенных Штатов и Англии.

В ходе моей работы в Швейцарии я познакомился и с некоторыми другими немцами, имевшими в целом такие же взгляды, как Гизевиус. Эти люди считали, что победа нацизма и уничтожение свободы в Европе, а может быть, и во всем мире, стали бы гораздо более страшной катастрофой, чем поражение Германии. Фактически они чувствовали, что возрождение Германии возможно только через поражение Гитлера, и хотели добиться этого поражения как можно быстрее и до того, как ядро германской цивилизации будет уничтожено тотальной войной. Они хотели, чтобы союзники победили прежде, чем Германия будет превращена в прах и все ее ценности — как материальные, так и духовные — исчезнут. Они верили, что еще остается то, что может стать основой для строительства новой Германии. И прежде всего смотрели на запад, но часто с завуалированной угрозой, что, если мы откажемся поддержать их надежды, им ничего не останется, как броситься в объятия России.

Только постепенно по мере укрепления взаимного доверия я стал узнавать первые подробности об организации и планах немецкого движения Сопротивления.

Мои контакты с Гизевиусом требовалось обставить всеми возможными предосторожностями, которые мы могли обеспечить. Обычно мы встречались поздно ночью в Цюрихе или в Берне под защитой швейцарского блэкаута, делавшего практически невозможным опознание или слежку. Но одна опасность оставалась неизменной — это то, что наши шифры могли взломать. Я хорошо помню тот день в феврале 1943 года, когда во время одной из наших первых встреч с Гизевиусом он сказал нам с Геверницем, что, как ни печально, нам придется прекратить наши встречи. Он вынул из кармана маленькую черную записную книжку и показал вкратце содержание нескольких телеграмм, отправленных из Берна в Вашингтон. Гизевиус только что вернулся из Берлина, где по счастливой случайности один из его друзей в абвере узнал, что немецкие службы расшифровки смогли взломать один из американских шифров. К счастью, это был не мой личный шифр, и я не пользовался им для отправки оперативных сообщений, но иногда из-за нехватки шифровальщиков я прибегал к нему для отправки общеполитических докладов. Среди расшифрованных немцами сообщений оказался мой доклад о ситуации в Италии, где содержалась оказавшаяся практически точной картина раскола в рядах итальянцев и описание антигерманской группы, которая уже в начале 1943 года сформировалась вокруг Бадольо, Чиано и других. По словам Гизевиуса, эта расшифрованная телеграмма легла на стол Гитлера и с приветом была переслана им Муссолини. Спустя несколько дней Чиано сняли с поста министра иностранных дел, и он уехал в Ватикан. Мне так и не удалось узнать, было ли это совпадением, или причиной стала телеграмма.

В любом случае с того времени мы использовали этот шифр только тогда, когда сами хотели, чтобы немцы прочитали наши сообщения, а через несколько месяцев мы отказались от него окончательно. Немедленный отказ