отныне вся собственность церкви принадлежит народу Германии. В атмосфере радости по поводу победы и социальных преобразований реализовать это предложение будет детской забавой».

Мнение Геббельса не нашло понимания, и в течение всей войны нацисты делали все, что могли, чтобы поставить церковь на колени. Церковные процессии были запрещены, поскольку они способствовали «изнашиванию обуви». Строптивых пастырей призывали на военную службу (приходские священники не были освобождены от воинской обязанности, пока в январе 1944 года один из заговорщиков генерал Ольбрихт не издал соответствующий приказ). Нацисты подкупали свидетелей, чтобы те давали ложные показания о том, что тот или иной священник или пастор гомосексуалист, замешан в валютных махинациях или присвоил себе церковные деньги. Семинарии закрывались — обычно под тем предлогом, что они являются рассадниками безнравственности. И хотя немецким мальчикам и девочкам по-прежнему рассказывали историю о пяти хлебах и двух рыбах, сразу же после этого они узнавали, что их фюрер сотворил чудо гораздо большего масштаба: нашел пищу, кров и работу для миллионов.

Борман хотел уничтожить религиозное образование. В 1941 году он писал гаулейтерам:

«Ни одно живое существо не знало бы ничего о христианстве, если бы священники с детства не вбивали его в голову всем подряд. Так называемый Всемогущий Бог никоим образом заранее не наделяет молодых людей знанием о своем существовании, но, что удивительно, вопреки своему всемогуществу оставляет заниматься этим своим пастырям. Если в будущем ваша молодежь не будет ничего знать о христианстве, чья доктрина во многом уступает нашей, Христос исчезнет автоматически».

На одном из процессов Фрейслера произошла история, демонстрирующая типичное отношение католиков к Гитлеру. Майор Людвиг фон Леонрод, обвиненный в участии в заговоре 20 июля, в свое оправдание рассказал, что спросил армейского капеллана, который был католическим священником, является ли грехом убийство тирана. Священник ответил, что нет. Фрейслер потребовал, чтобы священника вызвали как свидетеля со стороны защиты. Когда священник подтвердил, что обвиняемый действительно задавал ему этот гипотетический вопрос и получил на него гипотетический ответ, Фрейслер повернулся к нему и сказал, что теперь он не свидетель, а обвиняемый. По решению суда капеллана тоже повесили.

Ни протестантская, ни католическая церковь как институты не были вовлечены в заговор против Гитлера. Но многие священнослужители были. Среди них особое место занимает пастор Дирих Бонхёффер, чья поездка в Швецию, чтобы проинформировать епископа Чичестера о планах заговорщиков, уже упоминалась ранее. Бонхёффер, сын известного психиатра, являлся одним из самых выдающихся протестантских теологов своего времени. Его позиция, высказанная на проходившем в 1941 году в Женеве тайном церковном совещании, была следующей: «Я молюсь о поражении моей нации. Только поражением мы сможем искупить страшные преступления, которые мы совершили против Европы и всего мира». Бонхёффер принимал активное участие в заговоре, и после 20 июля его арестовали. Ему исполнилось всего тридцать восемь лет, когда 9 апреля 1945 года он был убит пьяными эсэсовцами в концентрационном лагере незадолго до того, как туда пришли американские войска.

Член кружка Крейзау доктор Ойген Герстенмайер, которого мне довелось хорошо узнать, являлся одним из мирян, занимавшим видное место в совете Евангелической церкви. Как и Бонхёффер, он был убежден, что одной духовной оппозиции нацизму недостаточно, и, чтобы христианство в Германии сохранилось, нацизм должен быть уничтожен. До войны он старался переломить нежелание многих протестантских священников словом и делом совершить то, что нацисты называли «государственной изменой». Когда началась война, Герстенмайер организовал помощь военнопленным и рабочим-славянам, которых нацисты привозили из оккупированных стран. Эта работа позволяла ему выезжать за рубеж.

Герстенмайер так и не понял, почему, будучи 20 июля арестован в военном министерстве на Бендлерштрассе, он не был казнен сразу уже, как многие другие заговорщики. По его предположению, гестапо надеялось получить через него компрометирующую информацию о других религиозных лидерах. Но не понятно, почему после суда его приговорили всего к семи годам заключения и принудительных работ, в то время как тех, кого судили вместе с ним, приговорили к смерти. Герстенмайер был освобожден из Байройтской тюрьмы американскими войсками и сразу же активно включился в работу по восстановлению Германии.

В годы войны, находясь в Швейцарии, я получал информацию о происходящем в германской протестантской церкви через доктора Ганса Шонфельда, работа которого с Всемирным советом церквей часто приводила его в Женеву. Он многие годы старался бороться с влиянием нацизма и развивать отношения между германской евангелической церковью и церковными лидерами Европы и Соединенных Штатов. В Швейцарии я познакомился с замечательной личностью из католического лагеря — иезуитом, отцом Фридрихом Мукерманом. Вынужденный покинуть Германию с приходом Гитлера к власти, он продолжил писать и проповедовать против нацистов сначала из Голландии, а потом из Франции. В конце концов он бежал в Швейцарию. Его издание Der Deutsche Weg продолжало тайно распространяться в Германии, а его радиопередачи из Франции в первые дни войны были красноречивым обвинением нацизма.

Гёрделер и Мольтке придавали огромное значение сотрудничеству с представителями церкви. Они часто консультировались с церковными лидерами, особенно с протестантскими епископами из Вюртемберга, Берлина и Штутгарта, а также с католическим кардиналом фон Прейсингом. Ими двигало не только желание заручиться поддержкой церкви для правительства, которое, как они надеялись, сменит Гитлера, но и заинтересованность в практической кооперации между великими христианскими церквями. Они понимали, что разобщенность между ними работает на Гитлера, заставившего протестантов поверить, что он вот-вот начнет финальную борьбу против католической церкви, а католиков — что он защитит Рим от коммунизма.

Определенного прогресса добиться удалось. Представители лютеранской и реформаторской церквей осознали, что их общая участь под властью нацистов сделала теологические различия между Лютером и Цвингли несущественными. Католики и протестанты тайно встретились в монастыре Этталь и нащупали общую почву для сопротивления нацистскому язычеству. Есть основания верить, что это сотрудничество, рожденное в горькие годы подполья, продолжится, когда Германия столкнется с наследием нацистов: страданием, нуждой и неверием. В апреле 1946 года в Лимбурге католический епископ Хилфрич сказал: «Между лидерами католической и протестантской церкви возникло больше понимания, чем когда-либо раньше».

Именно кружок Крейзау внес большой вклад в создание этого христианского сотрудничества на общей основе. Протестанты, католики и социал-демократы работали в тесном контакте. Когда в январе 1945 года графа фон Мольтке судили, вместе с ним на скамье подсудимых сидел отец Дельп — иезуит из Мюнхена, лютеране Ойген Герстенмайер и Теодор Стельцер, лидер социал-демократов Теодор Хаубах. Фрейслера особенно взбесило сотрудничество Мольтке с иезуитами. В одном из своих последних писем к жене[17], где он описал подробности суда над ним, Мольтке процитировал вспышку ярости Фрейслера:

«Но кто