Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В столовой бегали слуги, готовя стол для обильного киевского завтрака.
— А где Годрик? — спохватился Хелье.
— Зачем тебе Годрик? Он у слуг в крыдле, — объяснил Дир. — Бедный Годрик, наконец-то он напьется, а то все это время ему приходилось быть настороже и начеку. Как тебе хозяин?
— Неплохой человек, вроде бы, — предположил Хелье неопределенным тоном.
— Страшнейший проходимец, — уверил его Дир. — Но мы с ним друзья. А с сыном не очень заговаривай. Парень хороший, но есть у него одна тема, он, раз за нее зацепившись, до утра не умолкнет.
— Что за тема?
— О том, как межи захватывают власть над всем миром и ни с кем ею не делятся.
Хелье столько слышал о киевском сале, что хотел попробовать хотя бы из любопытства. Но сало на завтрак не подали. Еды было много, и было очень вкусно. Помимо сала отсутствовало молоко, зато вино было прекрасное. Сидели все за одним столом — Авраам, обе жены, дочери, сын Яван, Анхвиса, Светланка, Дир, и Хелье. Несколько раз чья-то босая девичья нога касалась колена Хелье под столом. Он помнил, что все девушки были, садясь за стол, обуты в короткие сапожки, и заподозрил, что девушка, или девушки, дабы нечаянно коснуться его колена, специально незаметно разулись.
Дир поведал о положении в Ростове, о росте цен, о высоких налоговых сборах. Авраам весело сокрушался и смешно комментировал. Не дожидаясь окончания завтрака, он невежливо ушел по делам, не извинившись. Хелье это рассмешило. Меж тем женщины обособились у окна вдесятером, а Яван остался с гостями мужского пола.
— У отца дурные манеры, — заверил он, — но человек он хороший. Волею судеб угораздило его родиться иудеем, а это очень большая ответственность. Правда, к ответственности привыкают. Иудеи — люди умные, они давно научились перекладывать ответственность на других.
— Яван, а Яван, — попросил Дир, поморщившись, и налил себе еще бодрящего свира. — Не надо, а? Мы только приехали, надо бы отдохнуть.
— В этом-то весь замысел и есть! — провозгласил Яван, многозначительно выпучивая глаза. — Это очень остроумно все продумано. Никто не знает, к чему это все идет. Кроме иудеев.
— Ты сам иудей.
— Я иудей особенный. Мне всех остальных жалко. Вас вот мне жалко. Скоро вы все передеретесь, а потом придут персы какие-нибудь, или печенеги, и будут вами править. Или арабы.
— Так ведь и иудеями они будут править, если придут.
— Вовсе нет. Иудеям они будут платить, и иудеи будут жить очень хорошо.
Хелье засмеялся.
— Ничего смешного, — отрезал Яван, строго глядя на Хелье. — То есть, конечно, это смотря для кого. Все это придумали иудеи, и печенегов привели тоже иудеи.
Дир вздохнул.
— Это он доказывает, что иудеи будут править всем миром, — объяснил он Хелье.
— Уже правят! — возразил Яван, усмехаясь, с превосходством повсященного в голосе. — Давно правят. С тех пор, как Римскую Империю развалили. А наша местная сволочь по имени Добрыня получает от них крупные суммы, хотя доказать ничего нельзя.
— Про Добрыню я слышал, что он… — начал было Дир.
— Это не важно, что ты слышал. Хуже не придумаешь того, что есть на самом деле. И ведь все его в Киеве ненавидят, а ему хоть бы что.
По большому счету, Хелье было все равно, кто правит миром.
— Много ли в городе шапаров? — спросил он.
— Кто такие шапары? — удивился Яван.
— Яван шутит, — сообщил Дир.
— Шучу? — Яван удивленно посмотрел на него. — Нисколько я не шучу. Я вообще считаю, что шутить — праздное, бессмысленное занятие. Кто такие шапары, ответит мне кто-нибудь, или нет?
— Греки, — объяснил Хелье.
— Греки! — удивился Яван. — И кто же их так называет, будь любезен?
Хелье посмотрел на Дира.
— Все, — сказал Дир.
— Не знаю, — Яван нахмурился. — Может, в Ростове их действительно все так называют. У нас их называют бизаны.
— Где это у вас? — неприязненно осведомился Дир.
— В Киеве.
— В Киеве! — презрительно сказал Дир.
Хелье не интересовали лингвистические нюансы.
— Много их в Киеве? — спросил он. — Бизанов, шапаров, ну, в общем, греков — много?
— Представь себе, в Киеве, — подтвердил Яван, глядя в упор на Дира. — Ростовчане могут говорить все, что им угодно, но все они завидуют Киеву!
— Было бы чему завидовать! — возразил Дир.
— Ответь на вопрос! — потребовал Хелье.
— Есть чему завидовать, есть, — заверил Дира Яван.
— Вопрос!
— Какой вопрос?
— Много в Киеве греков?
Яван нехотя посмотрел на Хелье.
— Много, — и снова повернулся к Диру. — Если в Киеве так плохо, а в Ростове так хорошо, чего ж это столько ростовчан здесь околачивается?
— В дружине служат, — объявил Дир.
— Какая дружина, что ты мелешь! — Яван обидно засмеялся. — Голь перекатная голоарсельная, какие-то полу-холопья, только и смотрят, как чего украсть. Кто ж это ростовчанина в дружину возьмет!
— Ты не забывайся! — рассердился Дир.
Хелье положил ему руку на плечо.
— Тише… Сейчас не до того, — многозначительно добавил он, глядя Диру в глаза.
Дир сообразил, что речь идет о государственном деле.
— А чего он гадости говорит! — все-таки возмутился он, остывая. — Все киевляне одинаковы — что ковши, что межи! Спесь на ровном месте.
— Киев не на ровном месте, — заметил Яван насмешливо. — Холмистое место.
— А будешь оскорблять — сделаем ровное! — парировал Дир. — Всем Ростовом придем и сравняем!
— Угомонись сейчас же! — прикрикнул на него Хелье. — Мне не до глупостей нынче!
Дир замолчал, но было видно, что он очень расстроен и обижен.
— Где останавливаются в Киеве греки? — спросил Хелье.
Яван, забавляясь, смотрел на друзей.
— А где попало, — сказал он легкомысленным тоном. — По всему городу. Ушлый народ. Не такие умные, как иудеи, но тоже ушлые. Не будь иудеев, миром бы правили именно греки.
Две комнаты были отведены дорогим гостям. Дир занял большую, загнал в нее обеих своих сожительниц, и запер снаружи на засов — по, возможно, ростовскому обычаю. После чего он отбыл хлопотать о должности ратника в киевской дружине. Хелье посидел в отведенной ему комнатке на кровати, поразглядывал из окна Днепр, а потом пристегнул сверд, накинул сленгкаппу, и тоже вышел. На улице был яркий киевский полдень в конце апреля.
Если специально ищешь кого-то в большом городе, то вряд ли найдешь. На знакомых всегда натыкаются между делом. Дело, впрочем, у Хелье было. Правда, состоятельность предложения Ингегерд в жены старому князю Владимиру представлялась ему сомнительной, но тем не менее, он решил посмотреть, что к чему, как устроен в Киеве детинец, а заодно посетить и изучить Десятинную Церкву.