– Мне… тоже их не хватает. – Я сглотнула, потом прочистила горло. – Никак не могу перестать думать о том, насколько Эрик поехал крышей. Мы выпустились, и с тех пор даже не проверили как он поживает. Вроде как бросили его тут, где она умерла. – Я покачала головой. – Я чувствую себя плохой старшей сестрой или типа того. Это странно?

– Не странно. Но Джесс, Эрик – псих. Я не знаю, это скорбь свела его с ума, или он сразу такой был, но этот человек в подвале был не в себе. Играл в какие-то кошки-мышки.

– Кому-то из нас надо связаться с его родителями, узнать, в курсе ли они… Эй, – я ударила его по руке. – А ещё, какого чёрта у тебя с Фрэнки?

Взгляд Минта помрачнел.

– Что?

– Вот не надо мне этого. Ты игнорировал его, наказывал. Как ты можешь так поступать? Тебя правда настолько беспокоит, что, – я опустила голос; ясное дело, мне не хотелось сообщать об этом всем без разрешения Фрэнки, – Фрэнки – гей?

– Нет, конечно же нет. – Минт резко отпил виски из своего стакана и вытер рот тыльной стороной ладони. – Мне глубоко плевать на то, с кем Фрэнки встречается. Но он мне лгал. Годами. – Голос Минта сделался громче. Я огляделась, но никто не смотрел. – Мы должны были быть лучшими друзьями, и всё это время они с Джеком это делали у меня за спиной. Знаешь, кем это меня делает? Болваном. Лузером без настоящих друзей. Нельзя позволять людям делать это с тобой, а то оглянуться не успеешь – все над тобой смеются.

Господи боже.

– Ты – не твой отец, Минт. А Фрэнки – не твоя мама. Никто тебя не предаёт и не опускает. Это вообще не о тебе.

Его глаза загорелись, а щёки заалели.

– Не обо мне, да? Ну, ты-то не очень удивилась, когда Фрэнки нам сказал. А если ты уже знала, значит, Фрэнки решил не говорить лично мне.

– Ах, интересно, почему это.

Внезапно ярость Минта остыла и лицо замерло в холодной маске. Но по глазам всё было видно: они стали холодными и жёсткими как кремень.

– Я забыл, что ты знаешь эту историю про моего отца.

– Ну, да, мы когда-то были друзьями. – Я вздохнула. – Кстати, мои соболезнования. Мне надо было сказать тебе это в прошлом году.

Минт уставился куда-то за моё плечо.

– Он всё равно уже годами был не тот. Его смерть была благословением. Несчастный и одинокий, как он и заслужил.

Отец Минта, падший великан, побеждённый герой. На лице Минта было столько злости – в своде его скул, колючей проволоке его голоса – что злость граничила с яростью.

Я потянулась и положила руку ему на плечо. Прохладный шёлк, идеальный крой.

Он посмотрел на меня.

– Мы были намного больше, чем друзьями.

У меня захватило дух.

– Минт? – Появившаяся из воздуха Кортни зыркнула на моё запястье так, что я уронила его с плеча Минта.

Может быть, из-за разочарования от того, что я так близко подошла к старому Минту, и тут его у меня отобрали, слова вырвались у меня до того, как я смогла их проверить.

– О, класс. Всеобщая любимица.

Она немножко оступилась на траве, но поймала себя.

– Знаешь что, Джессика? Ты проиграла, честно и справедливо. – Она подняла голос и звучала пьянее чем когда-либо. – Слышишь? Смирись.

Эти слова были как клинки в мою грудь. Я услышала, как кто-то хихикает и огляделась, ожидая увидеть, как на меня смотрят насмешливые глаза. Люди пялились – но не на меня. На Кортни. Наши однокурсники шептались, глядя, как она пошатывается. К моему удивлению, выражения их лиц добрыми не были.

Они не на её стороне.

Я расправила плечи.

– Мне смириться? Мой бойфренд из колледжа изменил мне с тобой, женился на тебе, и десять лет спустя ты всё ещё этим хвастаешься. Мне тебя жаль, Корт. Как мало всего случилось в твоей жизни, что ты до сих пор этим озабочена?

Шёпот стал громче; мне послышалось, что кто-то тихонько смеётся. Глаза Кортни широко раскрылись. Её опущенные вдоль тела руки тряслись, и она сжала их в кулаки, чтобы унять дрожь. Она точно только пьяна? Ко мне вернулись слова Минта: «Она вся не своя – наверное, из-за Эрика». Нет, я видела, что происходило что-то другое. Это был нечестный бой. Но мне так отчаянно хотелось её победить, хоть раз в жизни, что я продолжила.

– Кто-то однажды сказал мне, что под всей этой дизайнерской одеждой и склочностью ты – всё ещё стеснительная маленькая девочка, которая очень хочет, чтобы её любили. Мне кажется, я наконец-то это вижу. Всё хорошо, Кортни. Мы понимаем. Можешь перестать бросаться на людей.

Никто уже не пытался спрятать смех или шептаться. Я услышала, как по толпе прошлось моё имя.

Её лицо стало таким же алым, как её платье. Вместо того, чтобы ответить, она наклонила голову и ломанулась через толпу, заставляя их её пропустить. Минт пошёл за ней, оставив меня одну, но это не имело значения, потому что после короткого тяжёлого молчания кто-то смутно знакомый – может быть, Бриттани Ловел, из «Пи Фи» – отсалютовала мне стаканом, и я подняла стакан в ответ. И тут меня окружили смеющиеся, поддерживающие люди. «Джессика Миллер, это было ужасно смешно. Джессика Миллер, ты такая смелая. Кортни столько лет ужасно себя вела; ничего другого она не заслужила».

Это была сцена прямо из моих фантазий о встрече выпускников; так близко к тому, о чём я мечтала, что проживать её в реальности было сюрреалистично.

К моему удивлению, Минт пробился обратно через толпу, и все отступили, бессознательно реагируя на силу его присутствия. Он положил руку мне на пояс, прижал меня к себе; его губы коснулись моего уха, когда он зашептал. Я закрыла глаза. Это было как во сне.

– Извини, что так вышло. Кортни надо побыть одной. – Он поднял голову, поймал мой взгляд, и моё тело взорвалось миллионом искр, которые разбежались в ночь, будто светлячки. Это была старая магия. Его притяжение, как гравитация. – Пойдём поговорим?

Моё внимание привлекло движение у Минта за спиной. Это был Куп; он выходил из шатра, один, Каро нигде не было видно. Куда он собрался? Светлячки разлетелись от дурных предчувствий.

Я посмотрела на Минта. Он был так близко – до боли прекрасный, будто принца, которого я придумала бы себе в четырнадцать лет. «Золотой мальчик», первый парень, которого я любила. Я так сильно хотела это мгновение, так много