Мёнхва какое-то время молчала.

– Отец, тебе решать, – сказала она. И разрыдалась.

– Все с нами будет хорошо. Если останемся живы, как-нибудь все равно найдем друг друга, – продолжала жена.

Я тут же поднялся и собрал нехитрый скарб. Я понимал, что, если не решусь уйти сейчас, потом уже не решусь никогда. И направился к дверям.

– Если сумею попасть в Японию, я заберу туда и вас. Найду способ. Чего бы это мне ни стоило.

Сдержав слезы, я отправился до станции Хамджу. Я знал, что оттуда ходит ночной поезд до приграничного горда Хесан. Внезапно я ощутил себя поразительно свободным. Я перешагнул через некий незримый порог, и моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. Я расставался со всем, что знал, со всеми, кого любил, и пути назад не оставалось.

Сесть на поезд до Пхеньяна или до границы было достаточно сложно. Нужны были особые проездные документы, и получить их теперь было даже труднее, чем когда-либо. Слишком многие пытались сбежать в Китай, как я.

Когда я добрался до станции Хамджу, там было полно народу. У турникета проверяли удостоверения личности и билеты. Это было плохо. Я повернул назад, отошел от станции ярдов на двести и там перебрался через пути.

Из-за высокой стены и длинной полосы живой изгороди попасть на платформу было очень непросто, но я сумел осторожно пробраться туда. Пока пробирался, порвал одежду и здорово оцарапал колени – через живую изгородь явно была пропущена колючая проволока. Я осторожно выглянул из-за изгороди, чтобы проверить, что творится на платформе.

Там многие ожидали поезда. Некоторые спали прямо на земле. Другие ели. Я заметил нескольких полицейских. И довольно много солдат. Конечно, ведь военные часто пользовались ею! Все это сулило мало хорошего.

Я оставался в своем убежище, продолжая наблюдать за платформой. Миновало несколько часов, как мне показалось. Потом солдаты выстроились в шеренгу, и к платформе подали состав. Даже в темноте я разглядел старые, покрытые ржавчиной вагоны с выбитыми стеклами.

Я пытался понять, когда лучше всего будет попробовать вскочить на поезд. Прямо сейчас? Нет. Слишком опасно. Дождаться самого последнего момента? Но как определить, когда он наступит?

Пока я раздумывал, поезд тронулся. И понял – сейчас или никогда! Пригнувшись, я из последних сил припустил к поезду. Я бежал со всех ног, в ужасе ожидая, что вот прямо сейчас кто-нибудь из солдат пустит мне пулю в спину.

Выбросив вперед руки, я ухватился за поручни лесенки хвостового вагона. Вцепившись в холодный металл непослушными пальцами, я подтянулся и бросил свое тело вперед и вверх. Сила рывка была так велика, что я, выбив дверь, покатился кувырком по вагону.

Я лежал навзничь в узком проходе между лавками. Я едва дышал – последнее усилие так меня вымотало, что я не мог двинуться. Вокруг была кромешная тьма. Ни один из плафонов на потолке не горел. Потом я кое-как уселся и огляделся. Все места заняты. По проходу сновали люди, но, похоже, до меня им не было никакого дела. В те дни многие ездили зайцем, поэтому мое появление в вагоне ничем из ряда вон выходящим не было. Большинство пассажиров уже дремали.

И тут до меня дошло – я сумел! Мне удалось сесть на этот поезд. Я ощутил облегчение и вместе с ним – голод. Последний раз я ел утром, много часов назад, – миску жидкого супа. Я привалился спиной к двери в самом конце вагона и тоже стал засыпать. Но тут внезапно мне ударил в глаза отблеск света из соседнего вагона. Какой-то контролер, подсвечивая карманным фонариком, проверял проездные документы пассажиров. Мою сонливость как рукой сняло.

Я оцепенел от ужаса. Пульс зашкаливал. Я знал, что если меня схватят, то это конец – мне и моей семье. По телу заструился липкий зловонный пот. Если я что-нибудь не придумаю прямо сейчас, моя семья до конца дней будет гнить в концлагере. А меня объявят предателем и расстреляют.

Я огляделся – адреналин бушевал в моих венах – спрятаться было негде. Все вокруг, казалось, затихло. Я слышал только бешеный стук своего сердца и вой ветра.

На колебания не было времени.

– Простите. Извините, – торопливо бросил я спящим рядом пассажирам, протискиваясь между ними к окну. К окну, в котором не было стекла.

Господи, благослови того ворюгу, который стащил это стекло! Я готов был обнять и расцеловать его.

Встав на оконную раму, я выбрался наружу. Я стоял в оконном проеме, и ветер хлестал меня, грозя сдуть вниз мое костлявое тело. Я понимал, что ноги мои видны из вагона. Надо было срочно лезть на крышу.

Взглянув вверх, я заметил вентиляционную решетку. В темноте было трудно разобрать, что это. Но я сразу понял, что смогу за это ухватиться. Только бы дотянуться! Надо было рискнуть. Просто подскочить, ухватиться и втащить себя наверх.

Алле оп! Это был цирковой номер.

Поезд быстро приближался к мосту. Впереди темнели деревья.

Зажмурившись, я медленно и глубоко вдохнул. Когда поезд въезжал на мост, вагон внезапно дернулся.

Давай!

Я подскочил вверх изо всех сил. И внезапно оказался в воздухе. Все вокруг застыло. Мои пальцы сомкнулись на решетке. Вцепившись в нее, я бросил тело вверх и приземлился на крышу – на локти, обдирая кожу до крови. Получилось! Я на крыше! Меня еще долго трясло от ужаса и напряжения.

Не знаю, сколько я просидел там. Я был в таком жутком напряжении, что даже не заметил, как полил дождь. Когда я, наконец, более-менее пришел в себя, рубаха промокла насквозь. Из-за дождя крыша скоро промокнет, и я могу соскользнуть вниз в любой момент.

Я лег на живот и осторожно пополз к хвосту вагона. И почувствовал облегчение, когда ноги коснулись лестницы. Спустившись по ней, я встал на вагонную сцепку. Теперь, стоя на сцепке, обернув руки вокруг лестницы и сцепив их вместе, я буду в относительной безопасности.

Лестница! Но почему я не воспользовался ею раньше, когда выбирался из вагона? Я сидел на полу, опираясь спиной на торцевую дверь. Всего-то и надо было… Ладно уж. Главное, я еду. Только это сейчас и имело значение.

Где-то около полуночи поезд подъехал к неосвещенной и пустынной станции. Я успел разобрать название на обшарпанной табличке. Это была последняя перед Хесаном остановка. Я решил, что до самого Хесана ехать слишком опасно. Там у меня точно потребуют предъявить проездные документы, а это конец. Так что пора распрощаться с гостеприимной сцепкой и лестницей. Я спрыгнул с поезда и растворился во тьме ночи. Я знал, что река Ялуцзян уже недалеко.

Река Ялуцзян разделяет Китай и Северную Корею. Многие пересекают ее, а еще больше – пытаются это сделать. Как ни странно, но тридцатью годами ранее, во время «Большого скачка» и «Культурной революции» в Китае, обрекших тогда огромную страну на голод, многие китайские корейцы, да и китайцы пытались бежать в Северную Корею. Теперь же вектор миграции переменился на противоположный.