не забыла, зачем мы приехали. Может, Уилл тоже. Или он просто выжидает удобного момента?

— Кэмерон исчезла двадцать первого. Чем вы с Дрю занимались в тот вечер?

— Мы только начали собирать пино[35], — поясняет Лидия. — Мы были в виноградниках до двух или трех, я так думаю.

Она явно имеет в виду утро.

— Вместе?

— Да. С августа по октябрь у нас не бывает свободных рук. Никто не спит.

— И когда вы в тот вечер начали работать?

— Как только стемнело. Около семи.

От этих подробностей у меня екает сердце. Не только из-за надежного алиби, которым Лидия обеспечила Дрю, но и потому, что ее слова звучат вполне правдоподобно. Все это никак не сочетается с тем, что мне сейчас нужно, с хотя бы одним убедительным следом.

В конце концов из коридора доносится шум, и в библиотеку входит Дрю. Он снимает запыленную соломенную ковбойскую шляпу и кладет ее на край стола, потом пожимает нам руки. Его редеющие мышиные волосы примяты шляпой. Лицо обветренное, на переносице крошки пыли. Он работает всерьез, а не играет в фермера, как я подозревала, и я скорее раздосадована, чем успокоена. Мне хочется, чтобы его вина пылала. Чтобы весь этот сценарий оказался подделкой.

Уилл начинает:

— Мистер Хейг, я шериф Флад из округа Мендосино, а это специальный агент Анна Харт. Мы приехали по поводу Кэмерон.

Дрю, не важничая, садится. Дженис приносит чай со льдом на серебряном подносе с завитками. Хозяин дома берет стакан и выпивает залпом.

— Жуткое дело, — говорит он, ставя стакан обратно; кубики льда брякают, как хрусталь. — А теперь еще одна девочка, в Петалуме…

— Ваша жена сказала, что в вечер исчезновения Кэмерон вы собирали урожай, — вступаю я. — Это верно?

— Да. Самое занятое время года. Иначе мы бы чем-нибудь помогли.

— Вы разговаривали с Эмили или Троем после пропажи их дочери?

— Вообще-то нет. Я… — Он разминает пальцы. — Даже не знаю, что сказать.

— По правде сказать, мы немного смущены, — добавляет Лидия. — В такое время напряженность и разногласия не должны влиять на поступки. Семье следует держаться вместе.

Дрю неловко кивает, а я осознаю, что смотрю на него. На влажные волосы и пропитанный по́том ворот. И на руки, крупные и сильные. Выглядит ли он человеком, способным причинить вред пятнадцатилетней девушке? Или девочке помладше? Мой инстинкт подсказывает, что он вполне на такое способен независимо от алиби. Это просто ощущение, возможно, совершенно необоснованное. Но оно есть.

— Я бы хотел проверить вас обоих на полиграфе, — говорит Уилл. — Это стандартная процедура.

— Да? — Дрю выглядит удивленным. — Ну, раз вы так работаете… — Он смотрит на Лидию. — Прямо сейчас будет трудновато определиться с расписанием. У нас еще несколько недель уборки урожая.

— Мистер Хейг, у нас нет недель. — Я свирепо гляжу на него. — У вас наверняка достаточно работников, чтобы вы могли отлучиться на пару часов.

Я жду, что он сразу пойдет на попятную, но нет. Его голубые глаза смотрят твердо. Эмили досталась вся семейная красота, но у Дрю есть что-то другое. Даже при его фермерской одежде заметно, что он привык обладать властью. Авторитетом. И ему редко бросают вызов.

— Если у меня кто-нибудь работает, будьте уверены, что я собираюсь работать с ними. Это кодекс, в который мы здесь безоговорочно верим. Надеюсь, вы понимаете.

— Ваша рабочая этика достойна уважения, — говорит Уилл, выделяя последнее слово. — Но у нас сейчас нет времени идти навстречу. Я буду ждать вас в моем офисе завтра. — Он смотрит на Лидию. — Вас обоих. Одиннадцать утра вас устроит?

Дрю ощетинивается. Он зол.

— Конечно, — говорит Лидия, не глядя в его сторону.

Дженис появляется в дверях, и Дрю хватает свою шляпу. Когда он встает, то вжимается в мое личное пространство. Всего на секунду, но я чувствую, как от него исходит потрескивание физической силы. Мгновение — и ощущение исчезает, но у меня странное чувство, что его движение было намеренным. Что ему хочется надавить на меня, поиграть мускулами. Мои мышцы мигом прочитывают подтекст, напряжены и готовы к бою. Я не могу не думать о том обвинении в изнасиловании и о том, что насилие по отношению к женщине редко связано с сексом, но почти всегда — с доминированием. С тем, чтобы раздавить независимость женщины полным контролем, движимым ненавистью.

Когда он уходит, Лидия провожает нас до дверей.

— Мы смотрим новости из Петалумы. У меня даже есть пара друзей, которые сейчас работают волонтерами в поисковом центре Полли Клаас. Если запустить что-то подобное для Кэмерон — вопрос денег, мы будем рады внести свой вклад. Мы с Дрю уже это обсуждали.

Мы с Уиллом переглядываемся. Возможно, она чувствует себя виноватой или стыдится, что не помогает прямо сейчас. Или же это предложение — завуалированная попытка извинения, возмещение того, что сделал ее муж, или того, кто он есть. Некоторые жены сексуальных хищников являются молчаливыми соучастницами, тогда как другие — очень немногие — открыто содействуют, в какой-то степени являясь сутенерами, удовлетворяющими аппетиты мужа. А еще есть те, кто ничего не знают и не подозревают, даже когда насилие происходит под их собственной крышей. И дело не в невежестве или нехватке проницательности. Многие хищники обладают сверхъестественной способностью показывать другим только то, что они хотят. Некая раздвоенность — стена между диссонирующими частями их личности. Из нашего короткого визита невозможно понять, к какому сегменту относится Лидия.

— Хорошее предложение, — говорю я.

— Мы сможем подробнее обсудить это завтра, — добавляет Уилл. — Спасибо, что уделили нам время.

Глава 31

— Ну и что это была за хрень? — спрашивает Уилл, когда мы садимся в машину.

— Чтоб я знала… Хотя он мне не нравится.

— Я не знаю, что и думать. Клинт Иствуд посреди своей карьеры, в полный рост… Но такое чувство, будто он много времени провел на советах директоров, выкручивая другим руки, и часто подписывал жирные чеки.

— А это фигня насчет того, что если кто-то на его земле работает, он тоже работает? Он вообще настоящий?

Уилл пожимает плечами, заводит машину.

— В любом случае у него есть алиби.

К сожалению, с этим не поспоришь. Я последний раз смотрю на дом, на величественно непропорциональный парадный вход, где по-прежнему, будто приклеенные, сидят две борзые. Деятельность предприятия такого масштаба требует множества рук, но я никого не вижу. Может, все они на виноградниках или в других зданиях, давят или чем там они занимаются днем — но все равно картина странная, как огромный улей, безупречно построенный и полный меда, но без единого трутня.

— Я пока не