Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов я сдалась. Вернулась в кухню и рухнула на стул, где начался весь этот кошмар, рядом с забытой горсткой собачьего корма. Я совершила ужасный поступок, совершила сознательно, и не могла вернуть все назад просто потому, что мне было жаль. Сожаление не найдет Ленору. Сожаление — самая одинокая вещь на свете, поняла я, потому что оно просто возвращает тебя к себе.
Глава 34
Собака рысит к нам, и улыбка Клэя Лафорджа становится все шире, будто вселенная отпустила какую-то шутку. Может, так и есть.
— Люди вечно говорят, что у слонов отличная память, но я в любой день поставлю на собаку против слона.
— Я не могу заботиться о собаке.
Он продолжает загадочно улыбаться.
— Вы же знаете, на самом деле мы их не держим, верно? Они сами решают, остаться или нет. Впрочем, как и любые животные.
Я все еще думаю о Леноре Иден, и потому слова вырываются сами:
— Я допускала ошибки.
Он просто стоит, кивает, будто говорит: «Ну конечно, допускали». Потом щелкает пальцами, и внимание собаки тут же обращается на него.
— У меня такое чувство, что здесь вы не облажаетесь. Замечаете отметины на морде и рыжеватую шерсть? В ней есть кровь малинуа, бельгийской овчарки. Одна из самых умных пород, и с интуицией у них хорошо. Поэтому они так хороши в полицейском деле. Они работают вместе с человеком, составляют команду.
— Откуда вы все это знаете?
— Я как-то дрессировал собак. В другой жизни. Я бы сказал, ей четыре или пять лет. Она похудела от жизни на улице, но в остальном выглядит здоровой. Вам нужно будет скормить ей побольше белка, и не просто сухого корма. А для шерсти и зрения хорош лососевый жир.
— Клэй… — Я пытаюсь соскочить, нащупываю новые аргументы, но его внимание снова отдано собаке. Присев рядом с ней, он проводит уверенной, знающей рукой от макушки до хвоста и обратно, и собака не возражает.
— Ага, — негромко произносит Клэй, не поднимаясь. — В некоторых породах вшито знание того, что нам нужно. Она здоровая и крепкая. И сильная. Лучшего напарника не придумаешь.
«Мне не нужен напарник», — хочет заявить голосок внутри меня, но даже я понимаю, насколько это слабое возражение. И какая откровенная ложь.
— Поверить не могу, что беру собаку.
— Ага. — Клэй усмехается. — Жизнь — забавная штука.
Он идет с нами до самого Ротари-парка, где его девушка, Ленора, ждет на скамье для пикников в той же длинной толстовке с эмблемой «Сихокс»; заросли густых светлых волос падают на ее обветренный лоб.
— А, хорошо, — негромко говорит она. — Вы в порядке.
— Спасибо, что отправили Клэя приглядеть за мной.
— Я подумала, не попали ли вы в беду.
— Нет. Все хорошо. — Смотрю на них и чувствую, что необъяснимо благодарна им за их присутствие. Мы даже не знаем друг друга, и все же мы здесь.
— Как зовут вашу собаку? — спрашивает Клэй.
— Хороший вопрос. Жаль, что она не может мне сказать.
— Ха, она может. Только не по-английски.
* * *
Я успеваю в «Мендоса-маркет» за несколько минут до закрытия. Оставляю собаку снаружи у двери, и торопливо, но бесплодно ищу лососевый жир. У них есть только консервированные сардины и анчоусы. Я покупаю оба, плюс филе лосося, ярко-розовое на фоне белой оберточной бумаги, в которую его заворачивает продавец, и собачий корм, сухой и влажный.
Все это едет на ленте к кассе, когда я замечаю Калеба. У него в руках куча продуктов.
— Привет. — Он бросает взгляд на мои покупки. — У тебя есть собака?
Я почему-то теряюсь. Почти смущаюсь.
— Я ее подобрала. Наверное, я сошла с ума, да?
— Я всегда хотел собаку, но у отца была аллергия, — почти беспечно говорит он. Под небрежной фразой кроется тень эмоционального счета, галочка в колонке, где его обсчитала жизнь. Или не жизнь как таковая, а Джек Форд.
Когда мы выходим на улицу, начинается приветственный танец — Калеб и собака здороваются друг с другом.
— Она симпатичная, — говорит он. — И умная на вид.
— Так мне и сказали.
Мы бредем к моему «бронко». Я выгружаю покупки, а собака запрыгивает на заднее сиденье, будто всегда знала свое место. Я все еще стою спиной к Калебу, когда он говорит:
— Я вчера столкнулся с Уиллом. Он сказал, ты помогаешь ему искать эту пропавшую девушку.
Я разворачиваюсь к нему, изрядно удивленная. Мы с Уиллом договаривались о моем инкогнито.
— Ничего официального, только немного поддержки.
— Ясно. Я думал, ты просто проезжала мимо…
— Я тоже. — Со стуком закрываю багажник. — Калеб, у тебя правда все в порядке? Мне ты можешь сказать.
Его взгляд скользит по мне, нигде не останавливаясь. Потом он говорит:
— Анна, я правда не обсуждаю те дни. Их легче не обсуждать.
— Конечно. Я поняла. Слушай, не хочешь выпить или еще что? Я угощаю.
— Не-а, мне нужно домой. — В качестве оправдания он приподнимает сумки с продуктами. — В другой раз?
— Ага, конечно. Скоро увидимся.
* * *
По дороге домой я опускаю стекло и включаю радио. Машину заполняет «Against the Wind» Боба Сигера[39], которая кажется убедительнее, когда на заднем сиденье машины растянулась собака, будто она всегда там лежала. Я допускаю, что нам предстоит долго приспосабливаться друг к другу, но собака, по крайней мере, выглядит совершенно расслабленной и беззаботной.
В домике она выбирает себе место у печки и терпеливо ждет ужина. Я готовлю себе половину лосося, подрумянивая филе по паре минут с каждой стороны на раскаленной сковороде, где потрескивает масло. Мы едим вместе, потом она растягивается у моих ног, когда я сажусь с «Джейн Эйр» Кэмерон, ища подсказки в подчеркнутых предложениях и загнутых страницах.
«Мне так мало осталось в жизни. Вы должны быть со мной; К счастью, душа имеет своего глашатая… это глаза; Он заставил меня опять полюбить его, хотя сам, по-видимому, даже не замечал меня; Как вы думаете, Джейн, между нашими душами есть какое-то родство?»
Книга кажется загадкой, как и все, связанное с Кэмерон, но способна ли я ее разгадать? Есть ли ключ к ее дилемме и боли здесь, на страницах потрепанной книги в бумажной обложке, или я ищу не там и не то, хватаясь за