Тема города как символа новой эпохи еще в конце XIX и начале ХХ веков (урбанизация тогда лишь пробовала свои силы) возникала в произведениях поэтов (к примеру, бельгийский поэт Эмиль Верхарн в 1895 году выпустил сборник стихов «Города-спруты») и прозаиков.

Городской пейзаж изображен и в романе австрийского писателя Роберта Музиля (1880–1942) «Человек без свойств». В нем дана запоминающаяся картина «сверхамериканского» города, где «все спешат или стоят с секундомером в руке».

«Воздух и земля, – пишет Музиль, – образуют муравьиную постройку, принизанную этажами транспортных магистралей. Надземные поезда, наземные поезда, подземные поезда, люди, пересылаемые, как почта, по трубам, цепи автомобилей мчатся горизонтально, скоростные лифты вертикально перекачивают человеческую массу с одного уровня движения на другой…»

Музиль иронизирует, создает сатиру (или точный портрет?) грядущей жизни землян:

«…едят на ходу, развлечения собраны в других частях города, и опять же в каких-то других стоят башни, где находишь жену, семью, граммофон и душу. Напряженность и расслабленность, деятельность и любовь точно разграничены во времени и распределены после основательной лабораторной проверки…»

Города. Они навязывают человеку свои строгие предписания, свой «СИМВОЛ ВЕРЫ», свою волю, законы, порядки, урезают, ограничивают его права и возможности.

Что есть дверь? Ответом на этот хитрый вопрос служит исследование уже упоминавшегося американского этнопсихолога Э. Холла «Скрытый параметр». Холл рассказывает, как его однажды попросили выяснить причины необъяснимых трений, возникавших в филиалах американских фирм, размещенных в ФРГ. Там под одной крышей работали местные сотрудники и специалисты, прибывшие из США. И тут оказалось, что камнем преткновения служат именно двери.

Американцы привыкли работать при открытых настежь дверях («американец на службе обязан быть в распоряжении окружающих», «ему нечего скрывать»!). Для немца же подобная привычка – воплощение самых жутких кошмаров. Для него распахнутая дверь символизирует крайнюю степень беспорядка.

«КАМЕРАМИ ОТЧУЖДЕНИЯ», «ФАБРИКОЙ НЕВРОЗОВ» окрестили стеклянные здания, которые начали строить в Западной Европе по американскому образцу. Небоскреб Фордовского фонда в Нью-Йорке, к примеру, целиком построен из стекла и просматривается насквозь. Здесь все – от директора до посыльного – постоянно на виду. Это создает у служащих вполне определенный стереотип поведения, вызывает у них ощущение, что «все сообща делают одно общее дело».

У европейца американизированные помещения вызывают чувство острой неудовлетворенности, усталости и угнетения. Этологи утверждают, что все это – следствие утраты защитного пространства.

Психология пространства, эта зародившаяся среди городских построек научная дисциплина, только начинает «проклевываться», создавая свои понятия и представления. Выясняется, например, что следует четко различать личное пространство и личную территорию. Различать уже хотя бы потому, что пространство индивидуума перемещается вместе с ним (к тому же оно невидимо!), тогда как личная территория занимает относительно постоянное место.

Американский исследователь из Калифорнии Р. Зоммер отмечает, что у большинства диких зверей имеется особая «ДИСТАНЦИЯ БЕГСТВА», вторжение за которую заставляет животное убегать. Ящерица убегает, если к ней приблизиться на несколько метров; для крокодила дистанция равна примерно 50 метрам.

«Насколько нам известно, – пишет Зоммер, – пока никто не исследовал, есть ли подобная «дистанция бегства» у человека. Но совершенно очевидно, что люди чувствуют себя неловко, если кто-либо другой находится слишком близко. Мне часто приходилось наблюдать, когда двое идут рядом и разговаривают; они неосознанно пользуются тем, что я называю «вальсированием». Сам я в такой ситуации невольно обгоняю своего спутника, в то время как он несколько замедляет шаг и отстает…»

Личное пространство. Священное, неприкосновенное. Оно столь же необходимо любому их нас, как и возможность (приобретаемая только в городе) «многоконтактности» (желание общаться с большим количеством людей).

Конечно, оно разное – личное пространство американца, немца, англичанина, русского. Однако, как бы они ни различались, при больших скоплениях людей человек будет испытывать вполне определенное неудобство.

В связи с этим возникает необходимость дать ответ на ряд фундаментальных вопросов (так считают Э. Холл, Р. Зоммер и другие исследователи). Какова оптимальная плотность городских, сельских и других людских групп? Какое личное пространство необходимо каждому человеку? Где наступает стесненность, оборачивающаяся разными неприятностями и даже болезнями»?

Индустриальный город. Смесь камня, асфальта, изрыгающих ядовитые дымы машин. Вечно спешащие люди, не имеющие ни минуты истинного покоя, ни радости безмятежного общения с природой, в суете и заботах забывшие о ней.