Он заметался по комнате, швыряя все, что попадалось под руку, в жену. Но в этот раз она была неумолима, и ее решимость напугала его даже сквозь хмель. Все кончилось тем, что она ушла спать к себе, а он остался в гостиной и пил, пока не заснул. Завалился на диван, укутавшись в плед и пуская слюни на декоративные подушки. Посреди хаоса разбросанных и сломанных вещей, бутылок и битого стекла.

Который, мать его, час? Он что, проспал? За окнами было темно и тихо. Только иней поблескивал в свете фонарей. Он сел, сбросил одеяло и поежился. Неужели электричество отрубили? В комнате было чертовски холодно.

Стейнар потер лицо и одним махом осушил полупустой стакан, стоявший перед ним на столе между пепельницей, пустыми пивными банками и тарелкой с остатками засохшей еды. Но прозрачная жидкость оказалась вовсе не водой. Он икнул, ощутив, как алкоголь обжег горло. И сразу с испугом подумал про горного мастера. Да сколько же времени, етить-колотить? Куда он подевал свои часы?

Он нащупал пульт от телевизора. Спустя пару секунд на экране появилась картинка. Двадцать минут шестого, четверг, двадцать второе февраля.

Терпение горного мастера в отношении нового горного инженера – хотя спустя несколько месяцев на Шпицбергене его уже вряд ли стоило считать новым – достигло своего предела. И в ближайшие дни грозило лопнуть. На Седьмой шахте это знали все. Но хуже всего было то, что люди перестали доверять профессиональным суждениям Стейнара Ульсена. Он так долго нагонял туман, что все успели понять: в угледобыче он ничего не смыслит. А время учиться было неподходящее. Накануне с инспекцией приходил директор собственной персоной, со свитой начальников и экспертов. Рыжий Роберт, как его все называли за глаза, имел неприятную особенность: он мог казаться милым и снисходительным, но стоило тебе расслабиться – и следовал удар. Шахтеры считали, что лучше пройти босиком по обледенелой дороге до самого города, чем попасться ему под руку.

Стейнар проспал еще несколько часов, а в девять позвонил в отдел кадров и сказал, что заболел. Живот крутит, голова трещит, заложило нос и горло болит.

– Хватило бы и половины симптомов, – холодно откликнулась язва на том конце провода. – Может, вам сразу венок заказать?

Она терпеть не могла прогульщиков и по голосу легко отличала мнимого больного от настоящего. Излюбленными днями у симулянтов были четверг, пятница и понедельник. И хотя Стейнар позвонил первым, она не сомневалась, что этим утром подобных звонков будет еще много. В такую ясную морозную погоду наверняка найдутся желающие продлить себе выходные и сгонять за город.

В квартире стояла тишина. Туна и Элла встали, оделись и ушли в детский сад так тихо, что он даже не проснулся. Стейнара мучило ощущение, что он сделал что-то непоправимое. Он принялся наводить порядок после ночного дебоша. Чувство вины некоторым образом исчезло вместе с мусором, который он выбросил в контейнер у дороги. Бляха-муха, какой дубак! После короткой прогулки до контейнера у него от холода стучали зубы.

Что он будет делать целый день? Впрочем, он не сомневался, что не зря сказался больным. Утренний стакан водки не мог пройти бесследно: от него наверняка несло вчерашним перегаром. Мастер спустит с него шкуру, если явиться на шахту в таком виде.

Но нервы крохотными червяками корчились у него под кожей. Он не знал, куда податься. Пойти в «Горняк» и перекусить чего-нибудь? Взять яичницу с беконом, обжаренные в жире тосты и ведро крепкого кофе. От одной только мысли о еде у него потекли слюнки. Но кафе открывается не раньше полудня. Может, не страшно, если он скоротает время до открытия и немного подлечится пивом?

В глубине штрека номер двенадцать в свете налобных фонарей можно было различить целую делегацию мужчин в темных пыльных комбинезонах с белыми и желтыми касками на головах. Сегодняшняя смена к работе еще не приступала. Старший смены сокрушенно смотрел на датчик содержания метана. Стрелка отклонилась далеко за красную линию. Люди вокруг стояли с белыми, как у призраков, лицами. Все потому, что пространство штрека было укрыто толстым слоем известковой пыли. Самое ужасное, что может случиться в шахте, – это взрыв в забое. Но в десять, нет, в сто раз хуже – взрыв угольной пыли. Известь же не дает угольной пыли, которая в шахте, разумеется, повсюду, загореться при взрыве метана.

Мужчины обсуждали сложившуюся ситуацию, и во рту у них пересохло от постного вкуса извести. Они крутили проблему и так, и этак, но всякий раз упирались в одно и то же: в забое был избыток метана, и он потихоньку расходился по всей шахте. Метан просачивался из пустот, лежавших за угольным пластом. С этим никто не спорил. Но что со всем этим было делать?

– Если и в самом деле имеется доселе неизвестная часть старой шахты, протянувшаяся так далеко в глубь горы, то лучше всего было бы пробить туда ход и запустить вентиляцию всех забоев. Для этого нужно попасть в надземную часть старой шахты, доставить туда вентиляторы, протянуть кабель и создать циркуляцию воздуха с тем, чтобы весь газ выветрился, – так считал один из приглашенных экспертов.

Но горный мастер был с ним не согласен:

– В наземную часть старой шахты уже много лет никто не заходил. Подняться туда сложно, практически невозможно. По моему мнению, нам следует просто закрыть весь штрек, а то и пласт целиком. Затем нужно будет установить несколько вентиляторов с вытяжкой на поверхность. И внимательно следить за ситуацией. Если проявим терпение, концентрация метана со временем опустится до нормальной отметки. И тогда мы сможем возобновить добычу.

– Ну а что будем делать, пока концентрация не уменьшится? – тихим голосом поинтересовался директор. – Где будем вести добычу? Мы можем немного уменьшить производительность, но не сильно. Нам как минимум надо снабжать углем городскую ТЭЦ. Иначе Седьмая шахта перестанет оправдывать свое существование.

– Нда… – горный мастер приподнял каску и почесал затылок. – Этот вопрос мы еще не обсуждали. Но я так думаю, нам придется переместиться в другую часть шахты, подальше отсюда.

Лицо директора было мрачнее тучи, когда он со свитой вышел из надземной части и они принялись рассаживаться по машинам. Двенадцатый штрек пока что оставили закрытым. Добыча угля не могла возобновиться, прежде чем уровень метана не опустится до допустимых значений. Возможно, им придется оставить весь пласт целиком. Только Рыжий Роберт полностью осознавал все экономические последствия такого расклада и то, насколько серьезно это могло повлиять на будущее шахты.

Около трех Стейнар оделся и сунул ноги в толстых вязаных носках в огромные сапожищи. Натянул меховую шапку и обмотал шею шарфом. Если кто-то остановит его и спросит, а как же его болезнь, он сможет закашляться не хуже туберкулезника. Народ же должен понимать, что ему надо где-то поесть. Он припарковался у отеля «Полар» и зашагал по направлению к площади и кафе «Горняк».

Желание помахать Элле возникло спонтанно. Он увидел ее в окне садика, такую грустную и одинокую. Стоял и смотрел на ее маленькую фигурку. Только бы дождаться денег, обещанных Кристианом, и он возьмет ее и уедет на юг. На пару недель, минимум. И еще он завяжет с выпивкой. Замечтавшись, он почувствовал себя немного лучше. И тут со стыдом ощутил, как из глаз покатились слезы. Они тут же замерзли и обожгли щеки. Может, он и вправду заболел? Элла посмотрела на него широко раскрытыми глазами и внезапно куда-то пропала.