– Как нет? – не поняла я, – Ни одного?

– Даже половины не наблюдалось, – отправляя ложку в рот и зажмуриваясь от удовольствия, доложил Захарий.

– Как же так? Шли-шли несколько дней, а теперь пропали? – разочарование накрывало меня постепенно, но капитально.

– Может, договора закончились? – предположила девочка.

– Или решили дать тебе немного отдохнуть, – оптимистично добавил мужчина.

– Или все разбежались, как только Лайон пустил слух о поддельном Доме, – совсем расстроилась я.

– Не переживай, – попытался меня подбодрить Захарий, – и без переговорщиков проживем. У меня полгорода покупает травяные настои.

– Да, – из приличия согласилась я, при этом мысленно прощаясь со своей мечтой быть полезной и самостоятельной. А так хотелось стать шеф-поваром пусть не элитной, но хотя бы деревенской кухни! Ну, почему? Все же шло настолько замечательно, что сама себе завидовала!

В расстроенных чувствах даже отказалась от обеда и, поднявшись наверх, бездумно принялась наводить порядок. Монотонные движения меня обычно успокаивали.

Сменила постельное белье Захарию, переставила комод в своей спальне, собрала в коробку Ванечкины камушки, рассыпанные по полу в детской. Стараясь не думать о неприятных вещах, искала себе все новые занятия. И пришла в себя, лишь когда, перестилая ребятишкам постели, наткнулась на узелок. Из обычного тканного лоскутка. Внутри звякнули монеты. Дрожащими пальцами я принялась развязывать тряпицу, страшась увидеть то, о чем подумалось. Моя недостача из кубышки. Ровнехонько пропавшая сумма.

Голова закружилась, и я присела на кровать. Накатили боль, обида, злость. Наслоились на пережитое за сегодняшний день разочарование. От чего стало совсем невыносимо. За что? Зачем вот так-то? Неужели дети не понимают, что кусать кормящую руку как минимум неблагодарно?

Денег было не жалко. Себя – да. И самих детей тоже. Получится ли теперь построить с ними нормальные доверительные отношения? Или может и вовсе не стоит поднимать этот вопрос? Сделать вид, что не заметила ничего? Хотя, наверно, потакание подобному поведению еще хуже.

Так и не решив, что следует в подобной ситуации делать, как сомнамбула двинулась вниз на кухню. К Захарию. Да. Он умный, он разберется. С трудом передвигая ноги, словно на каждую мне привесили по тяжеленой гире, я медленно спускалась по лестнице. Мимо прошмыгнул Ванечка, не обратив внимания ни на меня, ни на узелок, зажатый в моей руке, торопясь вернуться к своему любимому занятию – собирание узоров из камушков.

А вот Василиса при моем появлении побледнела. Бросив недомытую тарелку в таз с мыльной водой, она попыталась выскочить через черный ход. Не повезло. На пути бегства случайно оказался Захарий. Девочка с размаху впечаталась головой в живот, даже не дрогнувшего мужчины, и повалилась на пол.

– Садись, горе луковое, – указала я ей на стул, и тяжело по-стариковски опускаясь сама на против.

Состряпав на мордашке независимое выражение, Василиса примостилась на краешке стула, готовая в любой момент сорваться и дать стрекача.

– Далеко собралась? – устало поинтересовалась я. – Ванечку нам бы оставила?

Осознав, что могла лишиться братца, девочка и вовсе помертвела. И без того огромные глаза стали как две плошки.

– Застилала твою кровать и нашла вот это, – я аккуратно водрузила на стол узелок с деньгами. – Узнаешь?

Захарий, собиравшийся уже выйти с кухни, заинтересованно остановился и прислушался. Василиса затравленно замотала головой. Где-то наверху послышался невнятный шум.

– То есть это не ты взяла вон из той кубышки монеты?

– Нет, – уже более уверенно отозвалась Васька, и даже, задрав нос, вызывающе глянула на меня.

Дом предупреждающе заскрипел. Что-то громко упало. Появилось раздражающее шебуршание, словно сонм мышей торопился на сырный форум.

– Василиса, а ты разве не знаешь, что Дом, в котором ты живешь, не выносит лжи? – как можно более мягко поинтересовался Захарий.

Девочка опустила взгляд и прошептала:

– Я взяла.

Дом одобрительно затих. А мы с Захарием переглянулись.

– Ты понимаешь, что поступила нехорошо?

– Понимаю, – буркнула она, разглядывая дырку в полу и активно ковыряя ее босым пальцем.

– А могу полюбопытствовать – зачем? – подвела я разговор к беспокоящему меня вопросу.

И тут девчонка подняла на меня глаза полные слез и выдала:

– Когда вы нами наиграетесь и выбросите на улицу, будет очень сложно опять вернуться к прежней жизни! Я хотела накопить на первое время…

Меня словно кипятком облили. Я глупо открывала и закрывала рот, сама не зная, что пытаясь сказать. Выручил Захарий, как обычно, уронив лишь несколько слов – кратко, зато по существу:

– Мы семья. А семья не выкидывает друг друга на улицу. Здесь ваш дом, пока вы сами не решите уйти.

Я почувствовала облегчение. Прозвучавшее внушало чувство надежности и стабильности в этой жизни, причем, не только детям, но и мне самой, жившей в кабаке на «птичьих правах».

– Простите меня, – следующие слова было совсем сложно разобрать, так как говорила Василиса все тише и тише, – пожалуйста. Я не хотела, правда. Я скверно поступила, но я не воровка!

– Никто и не говорит про воровку, – медленно, чтобы не спугнуть, протянула руку к маленькой головке и ласково погладила ее. – Ошибиться может каждый. И хорошо, что ты вовремя осознала свою ошибку. Это самое главное.

Недоверчиво покосилась на меня.

– Вы меня простите?

– Уже простили, – заверила я девочку. – И совсем на тебя не сердимся. Правда, Захарий?

Тот поспешил кивнуть.

– Не выгоните нас? – спросила Василиса то, что больше всего ее волновало.

– Конечно, нет! Никто и не собирался.

– Спасибо! – и столько облегчения и благодарности в одном слове!

Васютка соскочила со стула и побежала домывать посуду. После чего аккуратно вытерла все тарелки с чашками полотенцем и составила на полку. Мы с Захарием, так и не сумев от растерянности сдвинуться со своих мест, молча за ней наблюдали.

Вот кто бы мог подумать, что подобные мысли роятся в детской головке? Видать, оказались с братом на улице не просто так. Успели несладкой жизни хлебнуть.

Наведя порядок, девочка собиралась уже уходить из кухни, когда ее остановил Захарий:

– Забери свой узелок, – и пояснил, глядя в ошарашенные глазенки, – пусть будет у тебя, раз вам с Иваном так спокойнее. А по выходным будете получать еще по полсеребрушки на карманные расходы. Бестолковые сладости и развлечения денег стоят.

Василису явно насторожила неоправданная на ее взгляд щедрость, и девочка попятилась к выходу даже не прикоснувшись к узелку.