Третий описал сопутствующие ритуалы, требующие, чтобы врачи поначалу делали вид, будто отказываются от подарков, которые никогда нельзя открыто выпрашивать, а предлагать следует постфактум: «Во всяком случае было правило ничего не просить у пациента, но если он тебе что-то дает, то можно принять. ([Вопрос:] Существовала ли опасность, что на это посмотрят как на взятку?) Врач ни за что не примет подарок в поликлинике, всегда откажется. Если он будет смотреть пациента на дому, может взять перед уходом. Или если я приеду по неотложному вызову, то, когда закончу, кто-то может мне что-то дать, и я не откажусь. В поликлинике тебя могут обвинить в получении взятки за выдачу больничного. ([Вопрос:] А вызовы на дом?) Они бесплатные, врачу платить не нужно. Кроме того, нельзя ничего предлагать врачу до консультации, только после, когда он уходит. [Врачу] надо для проформы отказываться, у тебя должна быть возможность сказать: “Я был вынужден это принять; мне было очень трудно отказаться”»65.

Эта культура «знаков благодарности» постфактум продолжала существовать многие годы после войны. Хотя она облекалась в термины и ритуалы дарения, должностные лица понимали, что милиция, прокуратура и суд могут счесть подобный обмен, минующий установленные каналы, взяточничеством. И все же они оправдывали (или рационализировали) получение таких подарков, утверждая, что такова культурная практика, которой почти невозможно сопротивляться, что она поддерживает своего рода социальный мир между властями и гражданами и что в ней нет ничего плохого с точки зрения морали.

Следуя той же линии, один человек подчеркивал, что деньги довольно редко служили предметом обмена между предприятиями66. Последние обменивались «подарками», в которых нуждались, – например, меняли карандаши на ластики. Угроза, связанная с невыполнением плана, перевешивала риск быть пойманными на таких бартерных операциях. Просить (и платить) деньги было опасно, обмен подарками легче поддавался маскировке: «Обычно это делалось в виде подарков, гораздо реже деньгами. Деньги – чистая взятка, а подарки могут быть просто подарками».

Эти рассказы и прочие им подобные открывают два важных момента. Во-первых, существовало мнение, что прокуратуре гораздо труднее доказать наличие корыстного мотива в обмене неденежными «подарками». А во-вторых, интервью в очередной раз свидетельствуют: и простые люди, и элита хорошо понимали, что подарки должностным лицам могут быть замаскированными взятками – либо вымогаемыми бюрократами, либо предлагаемыми добровольно в ожидании благоприятного результата.

Заметное место в картине советского взяточничества занимали посредники. Предприимчивые личности создавали, по сути, мелкий посреднический бизнес. Они сновали между теми, кто искал помощи в осуществлении трудной задачи, и теми, кто соглашался принять незаконную плату за такую помощь. Часто процесс требовал много переговоров, пока стороны не ударят по рукам. Обычно посредники удерживали часть выплаченных денег в качестве комиссионных. Это могли быть специалисты, секретари, уборщицы и прочие лица, как-либо связанные с ответственными работниками, способными помочь. Их роль заключалась в передаче взяток от просителей этим работникам. Самые успешные посредники имели нужный контакт или, еще лучше, сеть контактов в соответствующем учреждении. Подобно спекулянтам дефицитными товарами, они руководствовались чисто финансовыми соображениями, занимаясь своим делом исключительно за деньги. Они выступали за обе стороны, как беря, так и давая взятки. В глазах прокуратуры посредник представлял собой гнуснейшее существо в мире взяточников. Он являлся дважды капиталистом, поскольку покупал и продавал незаконные услуги, в равной мере ускоряя разложение должностных лиц и рядовых граждан, притом недурно наживаясь на сделках67.

В одном случае некая Анисимова в декабре 1945 г. приехала в Москву из Дагестана, имея при себе 30 тыс. руб. наличными на взятки за освобождение мужа из тюрьмы. Она также привезла кое-какие вещи, в том числе ковер, чтобы продать, если понадобятся еще деньги. Два месяца она искала, кто поможет ей передать взятку нужному судье, и в феврале 1946 г. наконец нашла человека, «подрабатывавшего» посредничеством. Посредник предложил дать 50 тыс. руб. работнику Военной коллегии Верховного суда СССР. В результате взятки судья переквалифицировал вменявшиеся мужу Анисимовой преступления с хищения государственной собственности, которое преследовалось по суровому августовскому указу 1932 г., на куда менее тяжкое злоупотребление служебным положением. Суд смягчил приговор до 3 лет лишения свободы. Однако в конце концов обоих участников передачи денег судили за взяточничество. Посредник получил 10 лет лагерей, Анисимова – 5 лет68.

Роль посредника напоминает о том, что во взяточничестве всегда участвовали по меньшей мере два очень разных актора и как взяткодатели, так и взяткополучатели сильно рисковали. Этот риск отчасти объясняет, почему многие операции подобного рода требовали ключевого третьего актора – посредника, служившего передаточным звеном между платящим и получающим плату. Разъединение двух сторон операции в каком-то смысле снижало риск. Однако вместе с тем увеличение числа замешанных в ней людей повышало вероятность разоблачения.

Посредники (следователи насмешливо именовали их безусловно капиталистическим термином «маклеры») передавали деньги, ценности и прочие товары способным помочь должностным лицам. Специалисты-правоведы всячески их поносили, называя «социальной опасностью», «инициаторами» взяточничества. Порой эти «маклеры» требовали за свои услуги «аванс»69. В ряде случаев два посредника или более объединялись в своеобразную цепочку: адвокат мог взять деньги на взятку у родственника обвиняемого и отдать партнеру-посреднику, работавшему в суде, который в конечном счете вручал их судье или прокурору (а то и обоим). Каждый посредник удерживал часть денег в качестве комиссионных.

Деятельность подобных посредников служит очередным подтверждением мнения о существовании своего рода «рынка взяточничества» – еще одной отрасли советской теневой экономики, где покупатели разыскивали продавцов (и наоборот), иногда при помощи агентов с хорошими связями. В этих условиях посредникам зачастую приходилось хорошенько крутиться, защищая свой «бизнес» и «территорию». К примеру, в 1947 г. адвокат А. В. Вольский, действовавший от имени человека, которого посадили в Казани за спекуляцию, вел переговоры с двумя разными посредниками, стараясь определить, у кого лучше контакты, и добиться оптимальной сделки. Каждый уверял, что имеет доступ к лицу, которое обеспечит положительное решение по ходатайству о пересмотре приговора, поданному Вольским в Верховный суд СССР и отложенному там в долгий ящик. Разумеется, чем больше людей участвовало в сделке, тем вероятнее было разоблачение, и это стало одной из причин провала операции.

Иногда посредники, не сумев достичь обещанного результата, возвращали аванс70. Одна разочарованная взяткодательница возмутилась, когда посредник смог добиться для ее мужа не освобождения, а только сокращения срока71. Она довольно логично потребовала скидки, предложив посреднику половину изначально оговоренной суммы.