Еще в одном случае некто А. М. Шестопалов на допросе угостил следователя Одесской областной прокуратуры М. С. Соловьева вишней. Следователь взял – и тем самым «разрядил официальную напряженность в отношениях между следователем и обвиняемым». Шестопалов тут же догадался, что Соловьев возьмет и взятку57. Жена Шестопалова, стоявшая во время допроса в коридоре, сказала следователю, что у ее семьи в саду растут вишни, которые принесли массу ягод: «Невелика ценность, если желаете, могу занести к вам домой, варенье сварите». Следователь согласился. Вечером она явилась к Соловьеву на квартиру с 12 кг вишни и 3 тыс. руб. наличными. Сделка об освобождении ее мужа была заключена58.

Интервью советских эмигрантов о жизни в СССР, проведенные научными сотрудниками Гарвардского университета, главным образом в Мюнхене и Нью-Йорке в 1950-1951 гг., – очень ценный источник для историков сталинского общества. Они предоставляют и свидетельства о народном отношении к взятке. Большинство респондентов покинуло СССР в 1942-1945 гг., их интервью освещают аспекты советской жизни в 1930-х гг. и самом начале 1940-х гг. Американских руководителей проекта интересовали, по их словам, «неформальные механизмы на работе и в быту», в том числе взяточничество и блат. В частности, они расспрашивали о том, как люди улаживали дела в обход формальных правил. При помощи одной серии вопросов интервьюеры выясняли, как взятка могла помочь поменять работу (или, наоборот, избежать перевода на другую работу), продвинуться по карьерной лестнице или преодолеть бюрократическую волокиту. Другая серия посвящалась обычаю врачей принимать подарки от пациентов. Ответы дают кое-какую информацию об отношении к этим типам сделок.

Как и следовало ожидать, на вопросы интервьюеров отвечали весьма по-разному. Одни респонденты утверждали, будто взяточничества в Советском Союзе вообще нет59. Другие говорили, что слышали о случаях взяточничества среди приятелей или сослуживцев, но сами слишком боялись этим заниматься. Третьи расписывали взяточничество как настоящую чуму, поразившую все советское общество. Один мужчина, русский, в возрасте 51 года, выходец из сельской местности, окончивший лишь начальную школу, делал смелые заявления о невероятном могуществе спиртного: «С литром водки что угодно можно сделать. Литр водки может все»60. Столь широкие обобщения мало что дают для определения масштабов и области распространения явления, зато отражают миф о коррумпированности советского государственного аппарата сверху донизу, противопоставляя продажных «их» страждущим и виктимизированным «нам».

Медицинское обслуживание – и отношения врача и пациента -пожалуй, лучше всего демонстрируют сложность различения тонкой грани между подарками и взятками. Некоторые медики рассказали, что получали плату или подарки от пациентов, хотя испытывали тревогу по поводу сопутствующих рисков. Во многих случаях прокуратура могла бы квалифицировать определенные подарки врачам как взятки, и те об этом знали. В интервью они довольно подробно осветили сложившиеся обычаи взаимообмена между пациентами и врачами. Пациент мог преподнести доктору презент за прием без очереди или более внимательное отношение. Многие считали, что бесплатная государственная медицина плоха, значит, есть резон заплатить из-под полы компетентному врачу. Как сформулировал один медик: «Прежде всего надо понимать, что бесплатное здравоохранение людей не всегда удовлетворяло. В общем они думали, что если заплатить, то получишь лечение лучше, но, с другой стороны, у них не хватало денег на частные медицинские услуги»61. Эта забота о качестве обслуживания мало чем отличалась от желания эффективной юридической помощи, заставлявшего клиентов платить адвокатам дополнительный гонорар, известный под названием «микст» (см. главу 2).

Ленинградский врач, которого весьма подробно интервьюировали в рамках Гарвардского проекта, осветил эту сложную ситуацию, и в его свидетельстве (пусть и достаточно пристрастном) выделяется ряд красноречивых моментов. Прежде всего он утверждал, что дарить подарки доктору пациентам велели «крестьянские традиции». В силу обычая, по его словам, они всегда старались обязательно «отблагодарить» облеченных властью людей, которые помогли им в какой-либо тяжелой ситуации. Он рассказал интервьюерам, что врачам было крайне трудно отказаться от таких небольших подарков. Его замечания вновь подчеркивают расплывчатость границы между взяткой, подарком и гонораром: «Пациент чувствует, что обязан как-то отплатить [за врачебную помощь]. Или, скажем, ты лежишь в больнице и хочешь, чтобы тебя оперировал доктор, которому ты доверяешь. Потом опять этот вопрос благодарности пациента. Пациент всегда будет стараться заплатить, хотя ты можешь ничего не просить у него, по крайней мере, я никакой платы не просил, потому что считал, что, если пациент заплатит мне, скажем, двадцать рублей, он и его семья через несколько дней начнут голодать. Или пациент пришлет тебе что-то по почте, благодаря и прося принять скромный дар в знак благодарности. Мне в голову приходил вопрос: есть ли у меня моральное право возвращать такие подарки? Я пытался возвращать, но без особого успеха. Они думали, что мало послали и я хочу больше. Одни могли прийти и отнимать у тебя драгоценное время, уговаривая принять подарок, другие просто обижались». Далее респондент пускается в подробности: «Вот лежит в больнице женщина. Я ее прооперировал. Перед этим она со мной ни о чем не договаривалась. Оперировал я ее бесплатно, это мой долг. Потом я получаю от нее письмо с пятьюдесятью или ста рублями, выражение благодарного чувства». По его мнению, вернуть такой подарок, сделанный постфактум, было бы оскорбительно. «Возьмем другой пример, – продолжает он. -Есть другая женщина, которую я оперировал и которая живет бедно. Она посылает мне галстук с запиской: “Я бедна, пожалуйста, примите это в знак благодарности”»62.

Наблюдения этого врача высвечивают некоторые элементы, характерные для подношения подарков должностным лицам в сталинский период. Зачастую получатель подарка мог обстоятельно оправдать свое согласие принять его в качестве традиционного «знака благодарности». Врач не поясняет, как он отличает «взятку» от «благодарности», но совершенно уверен, что понимает разницу. Он выступает в защиту подарков как составляющей извечных отношений между пациентом и помогающими ему медиками, рассуждая о них с психологической точки зрения: «Все эти примеры приведены, чтобы показать, что, должно быть, есть психологические узы между врачом и пациентом и эти психологические узы играют большую роль… Так вот, психологическая связь между врачом и пациентом существует искони [и должна подкрепляться подарками пациента врачу]. Мы пока очень мало знаем о том, как работает человеческий мозг»63. Несколько свысока ссылаясь на древние инстинкты своих пациентов-крестьян, этот врач, таким образом, отрицает, что брал взятки или незаконную плату. Он, дескать, просто поддерживал со своей стороны укрепляемые постфактум узы между пациентом и доктором, которые превыше денег. Отказ от подарка стал бы оскорблением.

Другой врач избрал не столь психологический подход, но, тем не менее, поставил подношение подарков оказавшему услугу в контекст укоренившихся в крестьянстве культурных привычек: «Брать плату с пациентов запрещено, однако обычай подарков, особенно среди крестьянства, все еще господствует, и в некоторых отношениях подарки продуктами лучше зарплаты. Власти стараются бороться с этими старыми обычаями»64.