— А я? — вскрикиваю я. — Я? Мое мнение никого не интересует?

— Ну, мы же оба тебе нравимся… нравились. Если бы кто-то отошел, ты бы с первым осталась. К тому же, если бы он был реально первым во всем…

— Прекрати! — опять закрываю лицо. — Это жестоко, Артем. Жестоко. Зачем вы так со мной? я думала, что хотя бы вы…

— Прости, — тихо произносит Артем. — Никита ответит за это.

И тут я вспоминаю. Все вспоминаю. И то, что это ведь Артем спас меня. он спас.

Смотрю на него.

— Как ты там оказался? Спасибо. Если бы не ты… но как?

— Когда Никита отпросился с тренировки, я сразу заподозрил, что он что-то задумал. У него стало навязчивой идеей стать первым во всем. И у тебя, в том числе… выиграть спор. Стать первым. И я специально подставил плечо на тренировке, чтобы меня отпустили в медпункт. И побежал к твоему домику. В окно увидел.

Вижу, как сжимает зубы и опять замахивается на дерево. Я беру его за руку и не даю ударить. Артем изумленно смотрит на меня.

— Пошли в лагерь, — говорит Артем, вставая и подавая мне руку. — Искать будут. Опять проблемы у тебя из-за нас будут. Пошли.

— Да, — встаю, так и не подав ему руки. Сама. — Меня папа ждет.

— Папа? — хмурится Артем. — Твой папа приехал?

— Да. Я уезжаю, Артем. Домой.

— Как? Подожди! — хватает меня за руку, но я сбрасываю его руку. — Ксюш, ты что правда уезжаешь?

Не отвечаю, разворачиваюсь и иду по тропинке назад в лагерь. Артем бежит следом, обгоняет меня и встает на дороге.

— Скажи, ты уезжаешь? Почему?

— Почему?! — срываюсь я, но понимаю, что бесполезно что-либо объяснять. Поэтому просто машу рукой и обхожу его.

Дальше мы идем молча. Я слышу, как недовольно сопит за спиной Артем. Чертыхается и ударяет по кустам. Но не оборачиваюсь.

Наконец, мы выходим к лагерю. Далеко же я убежала. Навстречу нам идет Алена Игоревна.

— А вы почему здесь? — спрашивает. — Субботин, ты в медпункте был?

— Иду туда, — бурчит Артем.

— Через лес? — приподнимает бровь директор. Потом обращается ко мне: — А ты, Ксюша? Папа ждет, наверное. Пошли.

Берет меня за руку и ведет за собой к себе в кабинет. Там в коридоре и правда ждет папа.

Я оборачиваюсь и вижу, как Артем стоит, опустив плечи, и смотрит нам в спину. Заметив мой взгляд, опускает голову и сжимает кулаки.

Алена Игоревна приводит меня в административное здание. Мы идет по узкому коридору.

Вот и силуэт моего отца. Завидев нас, он выходит из тени и делает шаг навстречу. И тут Алена Игоревна замирает. Резко останавливается. Я тоже торможу следом за ней. Удивленно перевожу на нее взгляд. А она круглыми глазами смотрит на моего отца.

— Ты? — произносит дрожащим голосом.

А они что, знакомы?

Судя по всему. Только почему в лице меняется Алёна Игоревна? У папы лишь немного рука дёргается.

— Да, я отец Москвиной Ксении, — проговаривает строго и холодно. В своей манере.

— Нет… — лепечет. Впервые вижу эту женщину такой растерянной. — Я думала, что сошла с ума. Накручивала себя, но это правда ты…

— Вы с кем-то меня перепутали, — чеканит жёстко. В дрожь бросает. — У меня мало времени, давайте ближе к сути.

Директриса как в тумане кивает. Доходит до двери, запускает нас внутрь. Я сажусь возле папы и искоса наблюдаю за тем, как Алёна Игоревна наливает себе в стакан воды. Руки потряхиваются даже.

— Может, мы поторопимся? — наседает отец. — Я хочу забрать Ксюшу и уехать.

— Как забрать? — поворачивается к нам на каблуках. — Я всего лишь хотела поговорить о её воспитании. У ребёнка трудности, но не до такой степени. Она хороший работник, да и лагерь…

— Алёна! — вскликивает. Останавливается на полуслове, а потом добавляет. — Игоревна. Не говорите мне о её воспитании. Я занимался им, но, несмотря на это, девчонка выросла акселераткой и бедокуркой!

Я впервые слышу, что папа так повышает голос. Он всегда спокоен, серьёзен и держит себя в руках.

Стойте, как он мен назвал?..

— Может, ей не хватало внимания матери? — вдруг выпаливает директриса. Идёт к столу, присаживается напротив нас. И в ехидстве продолжает: — В воспитании ребёнка должны участвовать оба родителя. Чтобы не было таких инцидентов. Или вы что, только о себе думали?

— У неё есть мать, которая ей занималась, — резко встаёт со своего места отец. Так, что я пугаюсь и вздрагиваю. Он чуть стул назад не опрокидывает! — Не стоит лезть в нашу жизнь, и указывать мне, как воспитывать МОЕГО ребёнка! Я забираю Ксюшу из лагеря. Сегодня же.

Папа неожиданно отодвигает громко стул и несётся к выходу.

— За мной, несносная девчонка!

Ничего не понимаю.

— Я вас ещё не отпускала! — Алёна Игоревна звонким голосом и странным поведение пугает хуже отца. — Сейчас же остановитесь! Иначе я должна буду обратиться в органы опеки, а возможно, из сложившейся ситуации в суд! Ваши действия незаконны!

Отец резко останавливается. Да о чём она? Какие органы опеки? Что папа успел сделать? Сказать грубое слово?

И почему незаконны?

Да мне хоть кто-то объяснит в чём дело??

— Что? — оборачивается. Испепеляет её взглядом. Я бы его не выдержала, но директриса не только делает это, но ещё и умудряется держать при этом уверенный вид. — Опеки?

— Да. Ваш ребёнок запуган, — кивает. — Не удивлюсь, если вы бьёте её и постоянно кричите. Это же видно по её реакции! А суд… Поверьте, у меня есть множество оснований для него. Взять даже…

Я перевожу взгляд с отца на директрису. Туда-сюда. И сильнее держусь за ткань одежды, немного боясь этих двоих.

— Ксюша, выйди, — слышится со стороны отца сердитый голос. — И сходи за своими вещами. Я их не видел.

Чтобы не спорить — встаю со своего места. Быстро выбегаю из кабинета. Оставаться здесь не хочу.

Дверь за спиной хлопает.

Но я не ухожу. Прижимаюсь ухом к двери. Но ничего не слышу. Они говорят тихо. Присаживаюсь, подставляю ухо к замочной скважине. И опять прислушиваюсь.

— Объяснись, Москвин, какого чёрта??? — шипит на него директриса. И судя по тому, что она так к нему обращается… Они знакомы.

— Я не должен перед тобой отчитываться.

Боже, что их связывает, раз он ТАК реагирует? Отец всегда был сух на эмоции. Даже к маме большой нежности не проявлял, не показывал. К Алине относился лояльно. А сейчас… Он сам не свой.