Всё. Ключ потерян, ещё и папа тут как тут.

Комбо.

Я хватаю сумку с вещами, вскакиваю со скамьи.

— Иду.

Выхожу из кухни, иду на выход. Волнуюсь, как будто иду не к своему отцу, а монстру какому-то. Ничего. Всё будет хорошо. Это же папа. Он никогда не бил меня, но был строг. Любви особо не проявлял, но не думаю, что всё будет плохо.

Я раскрываю дверь, сбегаю по лестнице вниз.

И лучше бы я не выходила.

Опять вижу этот холодный взгляд, прожигающий душу.

— Привет, — начинаю неловко. Подхожу к нему, хочу обнять. Я долго его не видела.

Но вместо крепких объятий получаю хлёсткую и тяжёлую пощёчину.

— Пап! — вырывается у меня и я прижимаю руку к щеке. Она просто горит!

— Собирайся! Мы уезжаем! — говорит отец.

— Пап, ты ударил меня? — чувствую, как первые слезы уже стекают по щекам.

— Давно надо было ремнем тебе по заднице пройтись! — отец очень зол. Я вижу это по беспощадному блеску в глазах и желвакам, ходящим туда-сюда на скулах. — Мне пришлось из-за тебя отпуск прервать. Брать супердорогие билеты и лететь. Сюда! За тобой! Ты хоть чуть-чуть о нас думаешь?!

Я стою, опустив голову. Что я могу сказать? Что старалась не думать о том, что они вот так, уехали без меня? Что я ничуть и не скучала по ним и мне здесь даже нравилось, пока…?

— Ты сбежала из лагеря! — отец принимается перечислять мои проступки. — А репутация?! Ксения! Неужели тебя твоя репутация не заботит?!

Ему уже все рассказали?!

Закрываю лицо руками и реву.

— Я еще с директором не разговаривал. Только собираюсь. Вернее, нет. Вместе пойдем! Учись отвечать за свои проступки! Вещи иди пока собирай!

— А куда я? — решаюсь спросить. — Что теперь?

— Что, — повторяет отец. — Пока дома будешь сидеть. Потом решим. Не знаю, Ксения, что с тобой делать… Не знаю… Таким темпами ты в колонию скоро попадешь.

Он произносит это так, что я понимаю, что он и правда сам верит в это. И это самое обидное в этой ситуации. Собственный отец поставил на мне крест… Что говорить о чужих людях?

— Иди за сумкой, — уже тише говорит он. — Я тебя здесь жду. И вместе к директору пойдем. Иди.

Убираю руки с лица и иду к двери.

— Ксения! — окликает меня отец и с надеждой смотрю на него. — И чтобы без сюрпризов! — строго произносит он.

Киваю и вытираю слезы рукой.

На мое счастье, в домике никого. Все уже разошлись по своим делам. Неторопливо собираю сумку. Пытаюсь хоть как-то оттянуть неприятный момент.

Раздается стук в дверь и она сразу же открывается. Без приглашения.

В домик заходит Никита. Только его мне сейчас не хватало!

— Чего тебе? — грубо спрашиваю я. — Я тороплюсь!

— Ты что? Плачешь? — он подходит ближе. — Что-то случилось? Ксюш?

Берет меня за руку и разворачивает к себе. Зло смотрю на него. Ведь в том, что случилось, есть и его вина! И его!

— Почему ты плачешь? — настаивает он, ожидая от меня ответа.

— Почему ты здесь? — вопросом на вопрос отвечаю я. — У тебя тренировка! Иди на стадион!

— Я отпросился, — улыбается Никита. — Тебя захотелось увидеть.

Тянет меня на себя. Но я сопротивляюсь.

— Ну, чего ты, Ксюш? — он держит крепко, чем и пугает меня.

— Пусти, Никита! — уже требую я. — Пусти!

— Ну, тихо-тихо, чего ты? — сжимает мои руки. — Я только успокоить хочу. Не плачь. Чего ты? Что случилось? Кто обидел мою девочку?

Рукой поправляет мне волосы, заводит пряди за ухо и пальцами скользит по шее.

— Ты такая… — не договаривает, наклоняется и проводит носом по моей щеке.

— Никит, — я начинаю бояться его и пытаюсь оттолкнуть от себя.

Упираюсь в грудь руками. Но он одним движением опускает обе мои руки и прижимает их к телу.

— Ну, тихо, — как-то хитро улыбается. — Помнишь, ананасы?

Еще наклоняется и между нашими губами остаются какие-то сантиметры. Пытаюсь отклониться, но рука Никиты ложится мне на спину и не дает мне сделать этого.

— Помнишь? — опять спрашивает он.

Киваю и сглатываю. Не свожу с него взгляда.

Дыхание Никиты становится чаще. Я вижу, как вздымается его грудь. Почти касается меня.

— А помнишь, как мы лежали на кровати? — очень тихо спрашивает он. — Просто лежали? Рядом? И я держал тебя за руку? Помнишь, Ксюша?

Опять киваю. Меня как будто парализовало. Я как кролик перед удавом стою и смотрю на Никиту. На его губы, напоминающие приятные моменты.

А потом его рука спускается ниже. И еще ниже.

— Ник… — вырывается из меня и я дергаюсь.

— Тшшшш, — шепчет он. — Тебе же нравилось.

Не спрашивает, а утверждает.

— Давай повторим? — улыбается уголком губ и толкает меня на мою кровать.

— Никита, что? — он опять не дает договорить мне, потому что его теплая ладонь ложится мне на рот.

Мои глаза округляются. Я испуганно смотрю на него. Что он собирается делать?

— Да, не бойся, ты, — улыбается он и ложится рядом, сбоку. — Мы просто полежим. Как тогда. Звезд, правда, нет, но давай представим, что они на потолке.

— Никит, я не могу, — пытаюсь встать, но он надавливает мне на плечи. — Меня ждут.

— Подождут.

— Там папа мой приехал, — решаю сказать правду. — Я пойду.

— Папа? — хмурится Никита. — Зачем? Сегодня же не день посещений.

— Я уезжаю. Вернее, меня забирают. Все. Отдохнула.

Опять слезы подступают. Никита ослабевает хватку и я встаю. Сажусь на кровать, закрываю лицо руками и плачу.

— Подожди, как забирают? Но… — Никита тоже приподнимается и прижимает меня к себе. — Ну, не плачь, Ксюш. Иди ко мне.

Тянет меня на себя, а потом надавливает своим телом и я опять оказываюсь лежащей на кровати. Никита нависает надо мной.

— Это что же получается? — шепчет, рассматривая мое лицо. — Мы не увидимся больше? Ну, до осени, я имею в виду?

Мотаю головой.

— Я буду скучать, — говорит он так тепло, что и мне становится приятно. — А ты?

Я смущаюсь.

— Ксюш, — шепчет он. — Ты такая.

А потом он наклоняется еще ближе и слегка касается мои губ своими губами. Я вздрагиваю и со страхом смотрю на него. А он надавливает сильнее и впивается в меня.