Скинув куртку, подвернув рукава рубахи, Дан умело и как-то весело расправлялся с чурками и даже насвистывал какой-то мотив, а у Оры снова стало хорошо на душе.

Была у нее привычка напевать при хорошем настроении под нос разные песенки, и Ора, как ни старалась, не могла от нее избавиться. Берге это невозможно раздражало, потому что «сбивало с мысли и являло миру несерьезность». И, когда Дан вдруг спросил, что она мурлычет, Ора невольно сжалась, уверенная, что и он сейчас выдаст что-то подобное, а то и вовсе посмеется над таким ребячеством.

— Детские припевки, — старательно вызывающе сообщила Ора, готовясь защищаться. Но Дан вдруг просиял.

— Драконьи? — уточнил он. — А меня научишь? А то военные марши уже оскомину набили.

Он тут же принялся насвистывать какой-то торжественный мотив, и Ора рассмеялась, сбросив напряжение. Толкнула игриво Дана в плечо, а он поймал ее за руку, притянул к себе, заглянул в глаза. У Оры тут же перехватило дыхание.

Однако, как оказалось, Дан собирался вовсе не целоваться.

— Что хочешь, взамен проси, — проговорил он. — Ничего для тебя не жалко!

Ору так и подмывало предупредить, что он весьма опрометчив в своих обещаниях, но вместо этого она только расплылась в довольной улыбке.

— Ты, кажется, рассчитываешь, что я поцелуи у тебя попрошу? — все-таки немного иронично поинтересовалась она. Но Дан в ответ так искренне замотал головой, что сомневаться не приходилось.

— Могу соловья для тебя поймать — хочешь? — спросил он. — Будете вместе с ним петь.

Ора повела плечами и не удержала добрых слов:

— Ты свистишь не хуже соловья.

Дан вдруг посерьезнел и ткнулся лбом ей в лоб.

— Меня это давно поймала, — сообщил он. Ора чуть смущенно переступила ногами, потом задрала голову и впервые сама коснулась губами его губ.

— Тогда пой, — прошептала она перед этим, но, разумеется, в тот вечер им было совсем не до учебы. Однако Дан не забыл своей просьбы, и Ора не стала упрямиться. Она пропела ему драконьи песенки без всякого стеснения и уже совершенно не ожидая издевок с его стороны. И сейчас с удовлетворением отметила, что насвистывает он одну из ее мелодий.

— Не устал? — гораздо мягче, чем могла от себя ожидать, спросила Ора, но говорить с Даном по-другому уже не получалось. Забота появилась в душе сама собой, и Ора все чаще отмечала, что думает о нем в самое неподходящее время. При перевязке. При изготовлении лекарственных снадобий. При наставлениях Эйнарда, на которые тот никогда не скупился, если дело касалось медицины. Раньше в такие моменты Ора была сама внимательность и сосредоточенность. А теперь грезила наяву, вспоминая Дана и представляя, чем он в этот момент занимался.

Может, тренировался, уворачиваясь от атак командира, — и тогда Ора хмурилась и обещала себе выговорить Хедину за нетерпимость к чужим слабостям. Может, обедал, откусывая хлеб и заедая им казенную болтунью, — и тогда Ора улыбалась и уговаривала себя испечь для него пирожки, как Кайя учила, и порадовать своим вниманием. Может, рисковал на очередном задании, спасая еще чью-то жизнь, — и тогда Ора прикусывала губу и прижимала руки к груди в непривычном беспокойстве: все ли с ним хорошо? Не пострадал ли? Придет ли вечером со своей неотразимой улыбкой и горячим желанием увидеть Ору?

Пришел! А ведь Хед объявил розыск преступников, напавших на Сойку, и просочились слухи, что он подозревал в этом деле дракона. А разве Дану под силу одолеть ящера, если он вдруг с ним столкнется? Не приведи Ивон!

— Силы-то на поцелуи еще остались?

Дан обернулся, обогрел улыбкой.

— Прямо сейчас показать, или покуда на слово поверишь? — словно бы вызывающе спросил он, но Ора уже знала, что это просто желание немного ее подразнить. Дан на удивление быстро научился правильно понимать ее подколки и верно на них реагировать. Так, чтобы не оставалось обиженных.

— Покуда поверю, — выбрала Ора и неожиданно крепко сжала его свободную руку. Дан тут же отбросил топор и привлек ее к себе — очень легко и почти невесомо. Ора никогда не смогла бы себе представить такие объятия у Берге — с его самонадеянностью и властностью, но думать о нем хотелось все реже. В отличие от Дана.

— Что-то случилось? Тяжелый день?

Ора качнула головой и мягко пристроила ее ему на плечо.

— Кажется, ты тоже начинаешь мне нравиться, — очень просто призналась она: надо же, ей почему-то казалось, что эти слова невероятно трудно произнести. А надо было всего лишь захотеть сделать Дану приятное, и все получилось само собой. И все заботы отступили на задний план, и тревоги позабылись, потому что от его счастливого взгляда места для плохого в душе не осталось, и Ора чуть смущенно погладила его по плечу, пряча довольное и не менее счастливое лицо.

Сегодня их путь лежал не к дому градоначальника, а к дому Беаты, к которой Ора уже давно обещалась зайти, но за последними событиями никак не могла выделить минутку. И только когда Беата пригрозила намекнуть отцу на отпуск для помощницы, мол, «дивчине вздохнуть некогда», Ора поняла, что пришло время выполнять обещание. Не потому что боялась стращений Беаты, а потому что не хотела обижать подругу. Первую и единственную настоящую подругу.

Как-то так получилось, что после совместного путешествия к Создателям у Оры с Беатой появилась общая тема для обсуждения, о которой ни с кем другим поговорить было нельзя из-за наложенного богами обета молчания. А поделиться впечатлениями о тех событиях хотелось просто невыносимо. И если у Беаты для этого еще бы Одже, то Ора таким богатством похвастаться не могла и смиренно тянула груз одиночества.

Однако неожиданно выяснилось, что Беата вовсе не такая эгоистка, какой ее считали даже собственные родители. Ора-то, кстати, став свидетельницей ее поддержки Одже, была о Беате гораздо лучшего мнения и не разумела, как близкие люди не видят очевидного. Впрочем, и ее родители не отличались особым пониманием. Так что в этом они с Беатой были очень похожи.

А потом оказалось, что им друг с другом просто интересно. Беата была смелой, язвительной, настойчивой и очень ранимой, а Ора чувствовала, что своими ехидствами она пытается вовсе не унизить, а неловко позаботиться, и верила этому гораздо сильнее, чем показному сочувствую. И тоже тянулась к Беате.

Беата была единственной, кому Ора могла доверить собственные переживания и быть уверенной в том, что они не уйдут дальше подруги. А непривычная поначалу жизнь среди людей подкидывала одну неожиданность за другой, и Ора частенько терялась в новом быту, не зная, правильно ли поступила, и волнуясь из-за своей неуклюжести. Тогда Беата терпеливо и совсем необидно наставляла ее на путь истинный и даже умудрялась ободрить полунасмешливыми словами, от которых проблемы казались даже вполовину не столь серьезными, как поначалу.

Зачем Беате понадобилась Ора при обожающем ее Одже, заменявшем всех подруг на свете, она не знала. Ора не считала Беату обязанной себе за ту помощь, что оказала ей, отвезя в Драконью долину, и однажды прямо ей об этом сказала. На что Беата рассмеялась и заявила, что за это они с Одже уже расплатились. После чего вдруг крепко обняла и показала уговорочный кулон.