— Ладно! — он оттолкнулся руками от подоконника и прошел к столу, не глядя на Ану. — Сделаешь таких с десяток: завтра с утра отправлю по соседям. А ты… — обернулся он к Дирку, но в этот момент дверь снова распахнулась, и в проеме появился взмыленный Вилхе.

— Ярке Сойку нашел! — радостно возвестил он. — Без сознания! Но живую! В госпиталь понес!..

Дирк счастливо вскрикнул и бросился наружу, едва не сбив Вилхе с ног. Хедин мотнул головой, раскладывая полученные сведения по полочкам, потом не сдержался, облегченно выдохнул. Ана встала, неспешно смяла нарисованный портрет и безмолвно покинула казарму.

Что она хотела этим сказать, Хедин так и не понял.

Ора заботливо укрыла мечущуюся на подушке Сойку. Почти три дня прошло с тех пор, как Ярке на руках занес ее в госпиталь, пылающую и мечущуюся в бреду, а улучшений как не было, так и нет. Дирк в первые сутки не отходил от сестры, пока не заснул головой на ее кровати и Эйнард не отрядил мальчишку в свой кабинет. Покидать госпиталь Дирк категорически отказался, и Ора только очень надеялась, что его преданность разжалобит богов настолько, что они вернут Сойку к жизни.

Ярке нашел ее на берегу моря с отрезанными волосами и в разодранной одежде, и поначалу все они опасались худшего. Но, к счастью, насилия над ней совершенно не было, и теперь весь Армелон с нетерпением ждал Сойкиного пробуждения, чтобы узнать, что с ней произошло, и наказать преступника.

И только Дирку было безразлично возмездие. Он сжимал руку сестры и уговаривал ее поскорей очнуться. И тихонько плакал от страха, когда его никто не видел.

Ана приносила ему поесть, рассказывала, какие хорошие в госпитале доктора, и обещала, что Сойка обязательно справится с горячкой.

Ярке заглядывал пару раз, интересовался состоянием спасенной девчонки, и глаза у него были непривычно серьезными и жестокими.

Ора тихонько гладила Сойку по льняным волосам и жалела ее, столь много испытавшую за свой короткий век. Выходило, что не только у драконышей бывали беды и тяжелые судьбы. Сколько Сойка испытала за те два дня, что ее искали, и представить страшно. А ведь ей даже не оборотиться. И раны не залечить. И только тревога за брата, чье имя несколько раз срывалось с ее уст, вынуждала Сойку бороться с болезнью.

— Держись, девочка, — прошептала Ора и сжала безвольную руку. — Поверь, всегда есть, ради чего!

Это Ора знала по себе. Разве могла она надеяться, из последних сил волоча камень Стенбиргского деньгохранилища, на последующие чудеса? Расскажи кто другой — не поверила бы. Но обычные человеческие мальчишки рискнули своими жизнями, чтобы спасти ее. Обычная человеческая женщина предложила ей кров. Обычная человеческая девчонка стала лучшей подругой. А Дан…

Ора уже привычно не сдержала теплой улыбки, подумав о нем. С момента первого поцелуя прошло две недели. И Ора, кажется, начала отвечать Дану взаимностью.

А ведь была уверена, что после предательства Берге сердце умерло и никогда больше не забьется в предвкушении и желании нежности. Уж слишком больно оказалось падать. Но Дан своей смешной нерешительностью вперемешку с отчаянной смелостью и заботой об Оре помог ее душе оттаять и снова раскрыться.

Он был совершенно не похож на Берге. Не внешне: тут как раз определенное сходство имелось, хотя Ора видела Берге в человеческом облике лишь однажды, когда он оборотился, чтобы выторговать у охотника свою жизнь взамен ее. Такие же светлые волосы, такая же худощавая фигура — а большего Ора сквозь застлавшие глаза слезы и не рассмотрела. Но вот вызываемые ими чувства…

Берге Ора гордилась и следила за ним с замиранием сердца. Ей никогда не пришло бы в голову обратиться к нему за помощью или поплакаться в своих проблемах. Только следовать за ним, соглашаясь во всем и радуясь, что именно у нее такой друг. Иногда ей казалось, что Берге ставит себя выше любого другого существа, но это не мешало восхищаться его силой и бесстрашием, граничащей с безрассудством. Он был для Оры полубожеством, которому нужно поклоняться, но к которому нельзя приблизиться, иначе произойдет что-то страшное.

К Дану хотелось прижаться потеснее, чтобы он укрыл в своих объятиях и сказал что- нибудь неуместное, но оттого безумно теплое и уютное. Он думал в первую очередь об Оре, а потом уже о себе и ком-либо еще, и Ора это чувствовала. Сначала по-доброму забавлялась, потом прониклась благодарностью. А потом…

В первый вечер он провожал ее до дома молча, словно истратив все слова на признание и не зная, что еще сказать. Только поглядывал исподлобья и то смущался, поймав ответный Орин взгляд, то начинал светиться улыбкой, когда думал, что она его не видит. Так и распрощался, не решившись больше не только поцеловать, но даже за руку ее взять. А поутру все повторилось. Хоть они и не договаривались, Дан ждал ее возле ограды спозаранку, и Ора, увидев его, почувствовала невольную радость. И пусть встретила старательно нахмуренными бровями, будто возмущенная его своеволием, на деле полночи гадала, увидит ли его сегодня и не разочаровался ли он в избраннице, узнав ее чуть поближе.

Не разочаровался. И точно так же смущался и восхищался ей, но все на расстоянии, а Ора, не признаваясь самой себе, хотела вновь испытать его поцелуи.

Да, именно его: к концу вечерней прогулки она уже очень хорошо это понимала. Потому что всю дорогу в груди что-то по-хорошему замирало, а губы горели, желая новой ласки. Ора даже не подозревала, что непонятное ранее слияние уст способно наполнить душу восторгом, а тело — необычным томлением, которого Ора немного стеснялась, но которое при приближении Дана становилось сильнее и требовательнее. И она очень хотела быть уверенной в том, что и он испытывает то же самое. Но разве иначе дрогнули бы его руки, на этот раз все-таки привлекшие ее к груди, и сорвалось дыхание, когда Дан прижался горячими губами к ее губам?

— Прости!.. Ты не разрешала, конечно!., - даже зажмурился он, а сам еще крепче сомкнул объятия, словно боясь, что Ора начнет возмущаться или вообще вырвется и уйдет навсегда. — Я просто не знаю… Что мне для тебя сделать, чтобы заслужить?..

— Можешь дрова для госпиталя наколоть, — брякнула Ора, ошеломленная собственной реакцией на сегодняшние поцелуи. Так и тянулась к Дановым губам, не позволяя ему остановиться, и дышала через силу, потому что внутри все перехватывало, и беззастенчиво наслаждалась его вольностями. И хотела продолжения так сильно, что рассердилась на саму себя за подобную слабость и вот так вот напала на Дана. А потом еще и сверкнула глазами, обещая неминуемую расплату…

И вдруг рассмеялась, увидев его пришибленно-изумленный взгляд, и сама звонко поцеловала в щеку, извиняясь за грубость и немного ободряя для последующих подвигов.

Дан, однако, все равно принял ее слова за чистую монету и с тех пор исправно после службы приходил в госпиталь и заготавливал дрова на следующий день. Он и сейчас их колол, и Ора поспешила на задний двор, радуясь новой возможности его увидеть.