Имеется немало подтверждений участия немецких солдат и командиров, в том числе и в особенности из рядов военнопленных, в боях за утверждение военной власти большевиков в окрестностях Петрограда; они воевали здесь вместе с подготовленными за границей и отчасти известными по именам военными специалистами Ленина. При взятии Царского Села верными правительству казаками генерала П. Н. Краснова Керенский говорил об «ударе в спину» со стороны неприятельских войск, «немецких наемниках и предателях»[3277]. Полевой штаб большевистских сил в районе Царского Села и Пулково возглавлял «полковник Вальден», которому Военно-революционный комитет предоставил в качестве комиссара и помощника поручика-большевика Дзевалтовского[3278]. В число руководителей большевистских отрядов в Царском Селе и окрестностях входил бывший сотрудник Парвуса, а ныне член петроградского ВРК Чудновский[3279]. Взятием Пулковских высот, которые красновские казаки и солдаты местного гарнизона (в общей сложности 500 чел.) 30 октября (12 ноября) уступили хорошо вооруженным силам большевиков численностью 5–7 тыс. чел., командовал немецкий старший лейтенант Отто Бауэр и осуществил его с помощью дисциплинированных латышских стрелков, причем и «кронштадтские матросы, с их германскими инструкторами, искусно действовали на флангах» наступающей казачьей конницы[3280]. Пленные матросы показали, что «мятежниками руководили семь немецких офицеров, а согласно другому источнику, во время этих операций все телефонные разговоры у большевиков велись на немецком языке»[3281].

Доверенным человеком Троцкого, который в Гатчине представлялся подпоручиком гвардейского полка и вместе с Дыбенко увез Краснова на допрос в Смольный, был многолетний латышский порученец Ленина и агент отдела IIIb Я. М. Свикке[3282]. Помимо этих, ставших известными в значительной мере случайно, имен немецких или подготовленных в Германии командиров большевистских отрядов, в документах тех недель фигурируют неизвестные немцы или австрийцы в качестве обладателей новоиспеченных административных должностей. Например, «товарищ Бруно», комиссар междугородной телефонной станции на «гатчинском фронте», следил, чтобы станция исправно работала и оставалась в руках большевиков; ввиду слухов о предстоящем нападении «кадетов» он запросил из Петрограда войска для охраны[3283]. А 1 декабря 1917 г. ВРК поручил «главному контролю Государственного банка и коменданту банка Герке» «перевозку» всех ценностей из дворца великого князя Николая Николаевича[3284].

В Москве, где бои за административные и правительственные здания шли дольше, чем в столице, ВРК поставил на ответственные посты двух латышских большевиков: Оскар Берзин был назначен комендантом Кремля, Ян Пече командовал красной гвардией. В своих воспоминаниях о «борьбе за Кремль и его взятие»[3285] Пече особо упоминает Подольский отряд численностью 300 чел., который «под руководством старого опытного боевика т. Бергмана и других» участвовал в боях с 26 октября. Дальше Пече рассказывает, что накануне взятия Кремля «прибыл также довольно сильный смешанный отряд матросов и красногвардейцев из Питера, посланный т. Лениным», занявший Тверскую улицу, гостиницу «Метрополь» и городскую думу[3286]. Так как Ленин в столице сам испытывал нехватку надежных войск, возможно, он обратился к помощи немцев или австрийцев. Тяжелые бои 1–2 ноября сосредоточились в историческом центре первой русской столицы, на Красной площади и в Кремле, которые у русских солдат считались святынями. Не случайно приказ об обстреле Исторического музея и нескольких средневековых зданий внутри кремлевских стен отдали латышу Берзину. Столкнувшись с непреодолимым сопротивлением войск, он решил бомбардировать Кремль с воздуха. Но не нашлось ни одного русского летчика, готового к атаке на Кремль. В конце концов эту задачу взяли на себя «чужаки, которым мало было дела до кремлевских „святынь“»[3287], и бомбардировка Кремля в течение 2 ноября ст. ст. превратилась, по свидетельству присутствовавших русских офицеров, «из солдатской в офицерскую или немецкую, очень точную» акцию[3288]. Целью акции служила реквизиция хранившегося в Кремле золотого запаса[3289]. Один из ее руководителей идентифицирован как артиллерист из военнопленных, майор австрийского Генштаба Титц. У ведущих большевистских деятелей в Петрограде она вызвала чрезвычайно острую реакцию. Русский большевик Н. И. Бухарин осыпал Ленина жесточайшими упреками за повреждение и уничтожение российского культурного достояния, а Луначарский со слезами, которые Ленин назвал «истерикой», пригрозил уйти из Совета народных комиссаров, правда, после умаляющих ущерб заявлений в последующие дни остался.

Как сильно Ленин при завоевании государственной власти зависел от поддержки немецких военных, показал последний акт низвержения Временного правительства — разгром Ставки[3290]. В отсутствие бежавшего Верховного главнокомандующего Керенского по действующему закону (т. е. Положению о полевом управлении войск) его место занимал начальник Генерального штаба. После перетряски кадров вследствие т. н. корниловского мятежа им стал генерал Н. Н. Духонин, служивший прежде генерал-квартирмейстером в штабе Юго-Западного фронта при Деникине. С переходом Духонина на пост Верховного главнокомандующего начальником Генштаба был назначен генерал Лукомский, а генерал-квартирмейстером — генерал Дитерихс. Этому надежному, верному правительству руководству последней Ставки противостоял претендент на управление будущей большевистской армией в лице генерал-лейтенанта Бонч-Бруевича.