В прошлый раз, вспомнила Алена, она дарилаИгорю «Ориент» в роскошном фирменном футляре. Наверняка этот футляр у него ещесохранился. Зачем ему два?

– Да и бог с ним, с футляром. Просто впрозрачную коробочку положите, да, вот в такую, спасибо большое.

– Вам спасибо!

– Ой, извините, а еще такие часы у вас есть?

– Нету, эти были последние. А вам что, ещеодни нужны?!

– Нет, нет, спасибо, спасибо, до свиданья!

Вылетела за дверь – и уже без особенной боли,даже с неким подобием победительной усмешки взглянула на стеклянную запыленнуюизнутри дверь «Барбариса». Ага, вот так! На страх врагам! Недолго рука Игорябудет оставаться без часов. Алена должна была это сделать, должна былавосстановить некое равновесие мира и пространства, нарушенное тем мерзавцем вчерной куртке! Ей жизненно необходимо было что-то противопоставить отморозку,одновременно доказав Игорю, что есть вечные ценности, в числе которых часы«Ориент» – и безумная любовь Алены Дмитриевой. Теперь нужно сговориться сЖанной и через нее передать часы. Но сначала... но сначала!..

Не обращая внимания на серо-коричневые отгрязи сугробы, она кинулась догонять трамвай, который как раз пристраивался костановке.

– Следующая – Большая Покровская!

Отлично, нам туда и нужно.

Вот и главная улица. Направо – Дом культуры,где шейпинг-студия, налево в подворотне – крошечная мастерская по ремонтучасов. Там же работает гравер.

– Здравствуйте. Можно у вас гравировкусделать?

– Да пожалуйста. На чем?

– На часах.

– Большую?

– Одно слово. Нет, одно слово и одну букву. Идве точки.

– Вот бумага, вот ручка, напишите ваше слово ивашу букву, только разборчиво.

Алена, тихонько улыбаясь, вывела на бумажкесамым разборчивым почерком, на который была способна:

«Навсегда. А.»

– Вот, пожалуйста.

Гравер прочел, смерил ее взглядом:

– Отлично. Где будем писать?

Алена расстегнула браслет «Ориента»:

– Вот здесь, с внутренней стороны. Так, неслишком витиевато, без завитушек, хорошо?

– Как скажете. Девяносто рублей с вас.

– Пожалуйста. А долго ли?..

– Минут десять подождете?

– Так быстро? Вот здорово!

Гравер, немолодой брюнет – пожалуй, оченькрасивый в незапамятные времена и, ей-богу, вот провалиться мне на этом месте,если вру, – слегка, самую чуточку похожий на Игоря, каким он станет летчерез тридцать, – подмигнул Алене, которая, когда хотела, умелаочаровывать мужчин с той же скоростью, с какой идол ее сердца очаровывалженщин, и ушел в глубину мастерской.

Алена упала в продавленное кресло, храня наустах ту же загадочную, неотразимую улыбку, стискивая перед собой кончикиледяных от волнения пальцев.

Игорь, Игорь, Игорь. Навсегда, навсегда,навсегда! Я тебя люблю, люблю, люблю.

Вечная песня, может быть, даже слишкомзатянувшаяся в ее жизни... шлягер номер один в мире Алены Дмитриевой!

– Пожалуйста, вот ваши часики.

Ох, какая хитренькая улыбочка у черноглазогогравера! Ну да, человек он опытный, сразу видно.

Алена расстегнула тяжелый браслет, прочлаизящную надпись:

«Навсегда. А.»

– Ну как?

– Здорово. Правда! Спасибо, спасибо!

– Счастливо вам, девушка!

Какой милый, какой любезный человек! Девушка,главное! Впрочем, от такой любви станешь небось девушкой! В том смысле, что всвоем безумии Алена вообще скоро в детство впадет.

Так, а теперь бегом, бегом! До начала занятийв шейпинг-студии четверть часа! А еще переодеться!

После тренировки надо позвонить Жанне,сговориться, как передать часы Игорю. Она определенно увидится с ним раньше,чем Алена. Можно себе представить, как Жанна будет хохотать над ошалевшей отлюбви писательницей!

Да и ладно, в первый раз, что ли? И такоеощущение – не в последний!

Алена перелетела через трамвайную линию,обежала крыльцо Дома культуры, свернула за угол, прокатила по обледенелойдорожке, как назло, выложенной самой скользкой в мире плиткой, прошмыгнула вобшарпанную дверь подъезда. Наверх, на второй этаж, – вот он, шейпинг-зал,дамский рай, мир вечных надежд на красоту! Стройной стать, стройной остаться!

– Здрасьте, Лариса Леонидовна! Лена, добрыйдень! – поздоровалась она с милой дежурной и с не менее милой тренершей,выскакивая из шубки и сапог.

– Добрый день, Алена. Давайте переодевайтесьскорей, опаздываете.

В раздевалке пусто, все дамы уже в зале,нетерпеливо переминаются перед зеркальной стеной в ожидании начала занятий,только какая-то полуголая толстушка топчется здесь.

– Здравствуйте, – выпалила Алена,которая, как уже упоминалось, была девушкой вежливой просто клинически, науровне условных рефлексов, хотя и понимала, что окружающий мир несовершенен иисправляться не хочет. Ну и она тоже не желала исправляться – здороваласьнаправо и налево, в девяноста случаях из ста не получая ответа.

Не получила и сейчас.

Внимательней поглядела на невежу.

А, понятно, рыженькая Раечка. От этойдождешься приветствия, как же! Да она скорее подавится, чем поздоровается.Алена ее не выносила, физиологически не выносила – бывает же такое неприятие.Иногда, обуреваемая свойственным ей самоедством, она пыталась убедить себя, чтоее неприязнь к Раечке вызвана элементарной завистью к загорелой коже без единойморщинки, к рекламной улыбке во все тридцать два белоснежных зуба, к копнемелко вьющихся кудрей и тугой-претугой попке... Ну что ж, это совсем немало,даже если завидовать больше совершенно нечему. Однако, по слухам, у Раечкисупербогатый папаня, но деньги не сделали ее более отесанной, не научилиэлементарной вежливости. После того как Раечка однажды изрекла во всеуслышание:«Шанель» номер пять стремно воняет!», для чистоплюйки Алены Дмитриевой этакрошка со штампом «Made in Avtozavodsky raion» потеряла право на существование.Да ведь она еще и матюгалась порой...

– Здравствуйте, девушки.

Ага, это Валентина пришла – анахронизм вродеАлены. Тоже больная вежливостью.

– Здравствуйте, Валя, давно вас что-то невидно. Не заболели?

– Немножко простыла. Опаздываем, однако?

– О да! Ничего, мы сейчас – раз-два!