– Алла Суфиевна. Так зовут магистра магии сферы. Там бывает, собирается удивительный народец.

– Удивительный народец, это женщины, – ответил ему я и улыбнулся, – а ты ка лучше ответь мне. Смогут ли они решить мою проблему?

– А у тебя есть проблемы?

– Да не то что бы. Ну, знаешь,…как бы тебе сказать?

– Давай уже колись раз начал. Сказал А, так и Б проговаривай.

Я сосредоточился. Я никогда толком и не рассказывал никому о своей проблеме. И теперь этот человек смотрел на меня. И я как будто был должен выложить перед ним свою душу. И не слишком ли это?

– Ладно, – дружественно поняв мое положение, прервал мою пытку Сережка, – давай вечером пойдем пивка попьем. И если созреешь, то расскажешь. Сейчас не буду мучить тебя расспросами. Вот такой я друг!

И я был ему очень признателен. За понимание.

Я очень щепетильно отношусь к женщинам. Ко всем, кроме нее. И, конечно же, она, самое необыкновенное, что было со мной, в такой глупой и черно белой моей жизни. Я мог часами смотреть на нее. И если бы она часами стояла неподвижно передо мной. То я очевидно, так бы и делал. Слушал бы твои трели без конца. Слушал бы твои шаги. И исполнял все твои желания.

Хочешь, я буду всю ночь смотреть, как ты спишь? Слышать каждый твой вздох и ловить каждый твой выдох. Усердно готовясь к твоему пробуждению, репетируя и перебирая в голове все главные слова, которые еще не сказал тебе раньше. О том, как ты пахнешь. И этот аромат ночного счастья окутывает мой разум, заставляя меня становиться тем, кем я еще не был никогда, по-доброму настоящим человеком. О том, как ты смотришь на меня. И в глазах твоих я не вижу усталости и бремени жизни. Не вижу горя и страдания. А всего лишь душевное спокойствие. И ты не взволнована этим своим положением. Ты проста и спокойна. И это именно то, к чему ты шла все эти годы, всю эту окружающую нас вечность. К этому утру, где нет не печали не радости. А всего лишь простое человеческое спокойствие. Ты никуда уже не спешишь, не мучишься завтрашним днем. Тебе нужно только это мгновение и это утро и я в нем. И я дарю тебе его с такой небывалой легкостью. И с такой же легкостью принимаю от тебя в дар этот твой, такой спокойный, такой вселяющий уверенность взгляд. О том, как ты улыбаешься. По колдовски окутывая меня одеялом, сотканным из надежды, веры и любви. И я, вновь и вновь, попадаю под твое очарование, вливаю его в свою кровь как наркотик. И понимаю, что жить без этой ежедневной дозы я вряд ли смогу. Я вряд ли смогу не смотреть на тебя, покуда ты еще спишь. Я вряд ли смогу не смотреть в твои глаза, на питаться светом твоей, такой простой и такой волшебной, улыбки. Я вряд ли смогу жить по-другому.

Теперь же мне сняться твои пальцы, не длинные и не короткие, такие как нужно. Нежные и теплые, проводишь ими по молчаливой моей спине. Исследуешь каждый уголок, ямочку, родинку. Я в ответ исследую твои бедра. Так мы общаемся. Без слов, без лишних эмоций и ненужных взглядов. И я понимаю, что если открою глаза, то убью тебя. Испарю, испепелю, развею в мире других иллюзий. Конечно, все это не может продолжаться вечность. Но хотя бы что-то отдаленно напоминающее. Какой – то промежуток времени. Может жизнь. Может миг. И жизнь проноситься как миг. И миг, становиться жизнью. И….

….твои руки исследуют каждый миллиметр моей молчаливой спины.

И только ты понимаешь. Что каждому мужчине всего то и надо это. Это простое подрагивание твоих ресниц. Это молчаливое утро, пахнущее твоей кожей. Это невербальное общение наших рук. Это головокружение, этот шум в ушах, как звон разбивающихся о поверхность земли небесных светил. И крушатся империи, и иссыхают великие реки. Гаснет солнце. Рождаются и умирают цари. А мы лежим напротив друг друга и молчим. И это именно то, что мне надо. Это просто ТЫ.

И я знаю, что в эти предутренние часы. Когда я еще не проснулся, но уже не сплю. Стоит мне открыть глаза, и ты улетучишься. И все это от того, что тебя не существует. Ты соткана из моих иллюзий. Которые я не смею примерить на любую другую нежную особу. Я сам тебя придумал. Сам создал из стереотипов и грехов прошлого. Где то приукрасил, где то подмазал, подлатал. И вот ты вышла из пены морской. Но всего лишь в моих снах. И в такие предутренние часы, даришь мне свою нежность. Снишься мне.

Я устал от любви которая походит на раненного на охоте зверя. Устал скармливать воронью, свое сердце. Устал ждать попутного ветра. Устал стоять в грязи на коленях и рвать из себя волосы. Устал жить, доказывая всем, что я человек, который умеет любить. Хочет этого и отчасти просто не понимает окружающего мира. Вымешать все хочется, провести по дну этой банки железным черпаком и сказать. Все, кончилась баланда. Уходим!

И ты рядом. И я нужен тебе такой, какой есть. Вот такой… не простой. Такой глупый, взъерошенный, маленький человек с планеты земля. Прильнувши к твоим бедрам, как к основанию, на котором держится мироздание. И ты такая есть. И ты мне снишься. И я ищу тебя. И я найду тебя.

Так я думал всегда, проговаривал это, полное отчаяния или надежды? Кто же знает?

Возможно, стены для того и нужны, что бы на них лезть. И, если бы ты смогла, то сказала бы так:

– Сначала я умирала. Но затем, как глоток свежего кислорода, появился ты. В тот самый момент, когда я уже начинала понимать, что мир и состоит из циничного мужского естества. Что так и надо. Но, ведь так не надо? Не надо так!

А как?

Он пришел к ней, и прижал к себе. Погладил по волосам и сказал.

– Хочешь, я научу тебя слушать? Для этого ты должна понять, как этому научился я.

Он включил сюиту Баха, «воздух», и полушепотом сказал ей на ушко:

– На маленьких струнах, он играл мелодию своего сердца. Погружая меня в трясину чувств. Именно трясину. Но ощущалась она легко, как небесное облако, окутывая теплом и уютом. И хотя и казалось, что должно было и сыростью и бедой. И не веры не было в этих словах ни надежды …но музыка, она заставляла остановиться. Она заставляла, именно заставляла. Не просила, не молила искренне стоя и унижаясь. Она впитывалась сквозь кожу и заставляла начать верить… думать… слушать и понимать. И я понимал. Я понимал каждое мгновение. И все, все что было до… перестало существовать. Протиснулось в мое сознание извне и заставило дрожать… плакать… созерцать. И понимая этот мир, через его музыку. Я пласт за пластом снимала кожуру с реальных, как казалось мне вещей. Я проливался дождем, я выпадал туманом, я умирал. Для того, что бы родиться снова. Вместе с этим, проникающим в меня чудом.

И все склонилось. Небосвод опустил свои плечи. Луна потеряла свою мертвенную свежесть. Листва пожелтела и опала. Мир выплюнул любовь из себя. Исторг любовь и показал истинное свое лицо. Лицо справедливого создателя. И я увидел деревья, растущие к верху корнями. Людей, ищущих воздуха. Каждого его глотка. Задыхающихся без правды, без любви, без истины. И в этом новом мире остался только выдох. Вдохов для него не осталось совсем. Один выдох на всех. И только музыка… которая звучала и звучала… звучала и звучала… звучала и звучала. Бесконечно.