– Совершенно верно, – улыбнулся радист, – только на этот раз не неси ерунды, зачем нам дерьмо которое приближается к нам с огромной скоростью? Им нужен рай, всем нужен рай.

– Но они тогда погубят мир!

– А кому он нужен, этот твой мир? – в его словах были те же нотки, что и в словах Паромщика. Они тут все были за одно.

– Дело в другом, – попытался разъяснить радист, – раньше ты вещал про желания, теперь же тебе нужно придумать рассказ про …любовь.

– Любовь? —глупо спросил я, – но как?

– Как кофе в дорогу, помнишь? Что – бы дерьмом не воняло!

– Сказать то просто, но ты же понимаешь, что они меня отсюда не выпустят, пока я им тут…

– Понимаю, – тихо прошептал радист, – но я бы для начала и с нашей стороны дверь прикрыл понадежнее, мало ли куда тебя понесет.

– Думаешь?

– Да я знаю, а не думаю. Думаешь что ты первый тут созидатель?

– А что нет?

– Рассказать нужно про настоящее чувство, но перед этим ты должен понять природу созидания сущего.

– Механизм, так сказать?

– Ну да, – сказал радист и передал мне наушники.

– Давай, наяривай, – усмехнулся я и надел их на голову.

Радист переключил какой то тумблер и я услышал потрескивание, затем его голос. Он монотонно и спокойно начал говорить в микрофон:

– Все тянется к свету. Совершенно без страха. Страх, вещь уникальная, спасительная. Страх не позволяет многого. И порождение ли это, абсолютного зла? Вопрос спорный!

Вы скажите, мол есть же день и ночь. И они разграничиваются. И это вполне естественно. И даже очевидно. Значит есть добро, и есть зло. На самом то деле, у них одно начало – Божественное.

Все сущее рождено по одному. Беспричинному желанию наслаждаться. Одни видят наслаждение в свете, другие в тьме. Но все….есть одно.

– А в чем же истина? – спросил я

– Истина же заключена в самом понятии. И какая же душа пожелает зла, спросишь ты? Вот тебе пример.

Ангел, святое создание. Порождение света, и света же сын и сподвижник. Но стоит ему чего то пожелать. Сущую безделицу. И он уже обрастает чешуей. Становиться демоном. Заложником своих желаний. Тут главное понять. Ангел, как источник света, и представитель оного, существует как исполнитель желания. Демон же, родитель желаний. Начало у них одно, а вот природа разная. Один отдает, другой поглощает. Один, бескорыстно, другой, ищущий выгоды.

– Значит в человеке больше демонического, нежели ангельского?

– Потому и есть надобность, желать! Именно не отдавать а хотеть. Не дарить а отнимать. Не рассуждать а обсуждать. В молитве не искать прощения, а просить. Обволакиваться желаниями.

Но! То, что одному свет, другому тьма. Вот иногда и выходит, что желая света и добра, одновременно порождается тьма.

– Чем больше света, тем крепче тьма? —попробовал уточнить я

– И да, и нет. Да, соглашусь, есть к примеру абсолютный свет. Свет истины, свет его образа, летящий над мертвыми водами земли. И от одного желания, созидающий, все и вся. Так вот о чем я тебе говорю. Желание, одно желание породило мир.

– И желал именно он, то есть я? Так значит у меня демоническая природа?

– Это не так. Все дело в том, что наш материальный мир, ты создал по одной только причине. Нашего желания! Души, обрастая желаниями, не понимая своей истинной природы, обросли мясом и кожей. Отяжелели и очеловечились. А зеркальность духовного, здесь, есть порождение твоей милости.

Представь хоть на миг, если бы ты, уничтожал эти души. Как там написано….в геенне огненной. Кем бы ты тогда был? Творцом, или палачом? Но ты милостив. Хочешь желать, желай! Ищи счастье. Проникайся опытом. Познавая на собственном кресте, что жизнь без тебя, существование. А потом, если бог даст, возвращайся домой. А вот ангелом или демоном, решать тебе.

– Что же делать мне, ежели я хочу?

– Когда ты говоришь, я хочу, остановись и подумай. Вот тут и должен сослужить хорошую службу он, страх! Бойся своих желаний, им свойственно сбываться. Вот только удовлетворения они вряд ли подарят тебе, разве что породят новые. Ты… милость, ты… свет, ты живой. Одно желание и ты мерзость и ты труп.

– Значит ли это, что человек ничего не должен желать?

– Желайте. Желать, есть благое намерение. А благими намерениями устлана дорога в ад. Ну, а про это тебе говорить уже бессмысленно, мы же в аду.

Принимать необходимость за данность, это гордыня. Принимать данность, как необходимость – смирение. Желание, это зерно, превратившее бестелесный свет вечной души в темный мир физиологического естества. Мы не можем все знать о природе вещей. Да и о природе света и преобразовании его в материю, мы можем только догадываться. Я же не говорю, что природа света – гордыня. Она есть там, она просто есть, значит она должна быть. Если тебе говорят что там, или здесь, или в том то человеке нет гордыни. Это абсолютная ложь! Она есть, либо в зародышевом состоянии, либо дремлет, усыпленная молитвой. Она есть в свете, но она спит в свете. Запомни раз и на всю жизнь…..Один раз рожденное Богом, не умирает никогда! А почему, спрашиваю я тебя, гордыня должна упокоиться?

– Почему же?

– Она порождение желаний. А ты тот, кто исполняет желания.

– А если то, что в светлом человеке, к примеру, нет гордыни, есть ложь? А паромщик есть отец лжи. Значит ли это, что паромщик тоже создатель?

– Оглянись, сынок. Он стоит рядом. Нет, не за спиной, рядом с сердцем. И он ничего не создает. В отличие от создателя, он тем и жив, что не желает абсолютно ничего.

– Что – то я запутался.

– Это просто. Господь создает, потому что любит.

– Ага, но это же демоническое качество природы?

– Это сложно понять. Но просто услышать. Именно по этой причине в страдании душа очищается, в молитве находит покой. В бескорыстии силу и смысл существования. И все это, поверь мне, тоже желания. Но свет, желает любить. А не любит, желая. И счастье, как квинтэссенция света, единица абсолютно не досягаемая. Пока мы не поймем что такое любить. Душа рождена, что бы быть с ним, с отцом. А не похотливо желать. И только по этой причине мы не видим счастья. Извне. Потому что его там нет. Если его нет в сердце, значит его нет совсем. В сердце, там где Бог. Он же любовь. При чем чистая. А истинная любовь ни в чем не терпит нужды. Ее природа, отдавать. И даже желая, все равно отдавать. А тьма же наоборот, не желая ничего, ничего и не отдает.

– Хорошу, – сказал тогда я, – вот князь там говорил о том, что мы все появились как по щелчку пальцев, как тогда появился ты? Как ты это видишь?

– Я родился, молча. Просто родился как звезда. Во тьме. И из глубины поднялся, как колос, ведомый только ему.