Кроме предводителя, в шайке имеют кольчуги еще десяток преданных Робину головорезов (кроме Малыша Джона, на такого не нашлось!), и эти кольчуги самые разные – иным лет по сто, иные чиненные и латанные, словом, кому что досталось. Но вот у «новичков», тех, что скачут на справных боевых конях, доспехи и оружие современные. Совсем, как у тех людей, что два дня назад напали на преосвященного Антония и его небольшую свиту…

– Будь ты проклят, шериф! – закричал Робин, на скаку потрясая обнаженным мечом. – На свою погибель ты здесь оказался! Я ведь догадывался, что в Ноттингем ты не уедешь, а увяжешься за старым святошей! Ну, вот – оба зайца мои: и сумка епископа, и твоя голова!

– Ты сперва достань то и другое! – отозвался Веллендер, целясь в разбойника и ожидая, пока тот окажется ближе – попасть в него, покуда он так мчится, вряд ли получится.

Шериф был достаточно опытен и прекрасно понимал, что положение у них сейчас не самое лучшее, если не просто отчаянное. Врагов оказалось вдвое больше, чем он ожидал, да еще часть из них – явно профессиональные наемники, не хуже его дружинников владеющие оружием. К тому же, человек пятнадцать разбойников сейчас у них за спиной, в этом самом лесу, и они, скорее всего, нападут, едва меж его отрядом и отрядом Гуда начнется схватка, то есть ударят с тыла.

Веллендер подумал было приказать, чтобы несколько человек воинов попытались потихоньку покинуть опасное место, увозя с собой преосвященного Антония и Изабель. Но это едва ли получится: откуда знать, где прячутся те стрелки, что были в засаде, да и нет ли в этом лесу других засад?

Шериф отдал еще несколько приказаний, постаравшись распределить своих людей так, чтобы оказался прикрыт и тыл отряда. Но их слишком мало для того, чтобы успешно отбиваться от врагов, наседающих с двух сторон.

Робин, разумеется, приказал своим спешиться, не доехав семи-восьми десятков туаз до деревьев. Однако, он опоздал: воины шерифа успели выпустить в разбойников стрелы, пока те еще не покинули седла, и человек пять упали. Остальные, не дожидаясь, когда арбалеты будут перезаряжены, ринулись на своих противников. Причем разбойники, по своему обыкновению, орали и свистели, словно помешанные, те же, кто скорее походил на хорошо обученных наемников, бежали молча, ловко кидаясь от ствола к стволу, на случай, если у воинов шерифа еще есть в запасе не выпущенные стрелы.

Сэр Эдвин сразу бросился навстречу Робину, надеясь сойтись с ним в схватке. Но разбойник уклонился от прямой стычки – он дрался в окружении двоих или троих своих приспешников, плотно прикрывавших ему бока и спину. Прорубиться к нему было не так легко, тем более, что деревья росли густо, в таких зарослях легко не развернешься.

Заметив прижавшуюся к ближайшему дереву Изабель, шериф крикнул ей:

– Уходи! Ты сможешь убраться отсюда незаметно! Беги назад, по мосту и постарайся скрыться на том берегу…

– Я никуда не уйду! – ответила он.

И тогда Веллендер заметил в ее руке меч. Боже! Да она взмахнуть-то им сумеет ли как следует? Вот уж тоже, подмога… И откуда только взяла? Скорее всего, подняла оружие одного из упавших воинов.

Ну, почему женщины не слушаются мужчин именно тогда, когда так важно повиноваться беспрекословно? Почему воображают, что могут помочь, если от них в бою одна помеха? Только об этом теперь и думай…

Как и предположил Веллендер, засадные стрелки напали на его людей сзади. К счастью, они не могли пустить в ход луки, не рискуя подстрелить своих же товарищей – в драке все смешалось. Краем глаза шериф успел заметить, как рубится с кем-то из этих самых засадников епископ Антоний, и про себя восхитился: надо же, а мечом-то он владеет неплохо, хотя едва ли часто им пользуется.

Сам он почти сразу оказался в окружении нескольких наемников и с ожесточением подумал: это ведь Гуд приказал в первую очередь разделаться с ним! Все же, не так уж он бесстрашен: сам Веллендер только и мечтал о поединке с главарем разбойников, а тот от этого поединка уходил.

Лязг и звон мечей, вопли, ругань, судорожный хрип, – все эти звуки боя уже слились в сплошной то ли гул, то ли рев, то ли рокот. Как вдруг явился еще один звук, настолько громкий, что его услыхали даже те, кому ярость и страх успели заложить уши. То был мощный глас охотничьего рога. Он раздался совсем рядом с местом схватки, и тотчас в нее вмешались еще несколько человек. Как потом оказалось, всего пятеро, но именно их вмешательство сразу решило дело в пользу одной из сторон.

Веллендер как раз в этот миг свалил ударом меча рослого воина-наемника и вновь прижался спиной к стволу, потому что двое других наседали на него еще яростнее. Четвертый, кажется, уже не встанет…

Сбоку подкатился кто-то из шайки Робина и попытался ударом дубины вышибить меч из руки шерифа. Сэр Эдвин отшвырнул нападавшего ударом щита, уже разрубленного до половины, но все еще державшегося на руке и отчасти защищавшего Веллендера. Это движение на миг открыло его голову, чем и воспользовался воин-наемник – его клинок сверкнул перед самым лицом шерифа. «Не успею!» – в этой мысли не было страха, только досада. Тем более, что еще цел шлем – возможно, он выдержит…

Шлему не пришлось выручать своего владельца. Воин, удивленно ахнув, вдруг отступил и осел на землю, ногами поддев второго наемника, который тотчас был срезан мечом Эдвина. Лишь после этого тот заметил арбалетную стрелу, торчавшую между лопаток упавшего. «Кто это стреляет в такой каше?!» – подумал шериф и, подняв голову, увидал того, вернее говоря, ту, которая выпустила стрелу. Шагах в пятидесяти, меж стволов грабов и вязов, стоял серый в яблоках конь, а в его седле восседала женщина. Сразу сэр Эдвин разглядел только темные платье и плащ, белое покрывало, обрамлявшее тонкое бледное лицо, и на этом лице – глаза невероятных размеров, не большие, но огромные. И даже на таком расстоянии его поразило спокойствие, исходившее от этой женщины – от ее позы, от взгляда этих необычайных глаз. В ее руках был арбалет, тот, из которого она стреляла, и она уже почти успела его перезарядить.

Слова предостережения застыли на губах шерифа – вот уж ей не нужно говорить, как следует и как не следует вести себя, когда идет битва – она в этой битве своя.

И тотчас он почти забыл о необыкновенной женщине, о грянувшем в лесу охотничьем роге, обо всем на свете. Потому что в следующий миг ему показалось, будто он видит призрак. Из-за деревьев явился (вылетел, выскочил, вырвался?) всадник, какого трудно было себе представить. Громадный конь нес его легко, но и на таком коне он казался слишком огромен. Мощный торс, облитый сталью кольчуги, длинные могучие ноги, свободно охватившие широченный круп дестриера, плечи, словно скала, и голова, вместо шлема покрытая тучей серебряных волос, – все это уже могло изумить и устрашить. Но времени разглядывать себя гигант не дал. Неимоверных размеров боевой топор в его длинной руке описал дугу, и голова ближайшего к нему разбойника покатилась в мох, словно цветок, срезанный серпом. Двое других попытались ринуться прочь, однако не смогли в быстроте тягаться со страшным всадником. Еще удар, еще, еще – кинувшиеся к воину-гиганту трое или четверо наемников погибли так же неотвратимо, и он пустил коня вслед за остальными, уже бросившимися от него врассыпную. При этом страшнее всего шерифу показалось полное молчание, с которым действовал этот человек. Его безмолвная, неотвратимая сила вызывала трепет и действительно рождала мысль о потустороннем пришельце, явившемся, чтобы покарать злодеев.