Пак едет по пустой главной улице, замедляясь, когда мы добираемся до моего дома на углу. Он поворачивает в сторону и заезжает в переулок, постепенно останавливаясь. Потом он глушит двигатель, внезапная тишина ударяет меня, как пощечина. Что я наделала? Я прижималась к его спине, одна рука была на полпути к его груди, а другая — к пряжке ремня.

— Спасибо, — говорю внезапно я.

Его руки прижимаются к моим, прежде чем я успеваю сбежать, тихо проклиная все.

— Ты всё ещё любишь кататься на байке, — медленно произносит он, тихо рыча.

Я пытаюсь пожать плечами, что сделать просто невозможно, учитывая нашу позицию.

— Думаю, иногда это весело, — признаюсь я.

Он не отвечает, по крайней мере, не словами. Вместо этого он медленно толкает мою руку ниже.

— Что ты делаешь? — шепчу я.

— Ты хотела прикоснуться ко мне, — отвечает он. — Но испугалась.

Моя рука находит твердый бугор его эрекции, плотно прилегающий к потёртой ткани его джинсов. Жажда и желание поражают меня, как удар, прокатываясь вдоль позвоночника, собираясь между моих ног.

Пак хочет меня. Сильно.

Мои пальцы сжимают его. Это не было запланировано, но это так хорошо… Пак напрягается, его голова со вздохом откидывается назад. Моя другая рука вонзается в твёрдые, крепкие мускулы его груди. Его пальцы обхватывают мои, сжимая себя моей рукой сильнее, чем у меня хватило бы смелости сделать.

Моё тело превращается в дрожащую массу чистой жажды, и когда он начинает водить мою руку вверх и вниз по всей его длине, я умираю. Не то чтобы от шока и ужаса я нахожусь при смерти. Нет. Пустота между моими ногами кричит, умоляя дать ей еще больше, потому что, несмотря на то, что я широко расставила ноги, у меня нет ни малейшего намёка на трение.

Пак вздрагивает, и я чувствую прилив силы, смешанный со своей собственной ноющей потребностью. Этот большой, сильный мужчина оказался в моей власти, и все потому, что я трогаю его член сквозь слой джинсовой ткани в темноте.

Затем он начинает говорить, и я вспоминаю, что Пак никогда не был никому благодарен.

— Я думаю о тебе, — стонет он. — Я тысячу раз дрочил, вспоминая ту ночь. Я также трахнул кучу женщин. Пытался найти одну, чтобы заменить тебя. Клянусь, Бекка, если бы ты была не ты, я бы просто взял тебя и покончил с этим. Ты застряла в моем мозгу, как пуля, и это отравляет меня.

Я замираю, реальность накатывает на меня. Моя рука перестает двигаться, но он сжимает мои пальцы, заставляя меня начать снова. Теперь он тяжелее — больше — и я думаю, насколько это должно причинять ему боль — держать этого монстра в штанах.

Он хочет трахнуть меня. Сильно. Я тоже хочу его, но его слова словно ушат холодной воды, напоминают мне, что это не игра.

— Итак, — продолжает Пак, его интонация пугает меня. — Я думаю, пришло время, чтобы мы прояснили все дерьмо. Мне нравится твоя рука на моем члене. Мне бы хотелось, чтобы это был твой рот. Я хочу твою киску, твою задницу — все. Больше никаких игр, Бекка. Ты знаешь кто я, и ты знаешь, что, когда я трахну тебя, это не будет нежно. Я ничего не делаю нежно. Я сдерживался из-за того, что случилось, и я чувствовал себя виноватым, но это дерьмо должно остаться в прошлом. Я задолбался. У тебя есть тридцать секунд, чтобы сказать «нет», затем я заберу тебя к себе, и пути назад уже не будет.

Слова приносят мне почти физическую боль. Мои руки рефлекторно сжимаются, и я вздрагиваю, потому что я никогда не хотела ничего большего, чем пойти с ним наверх. Мне удается на мгновение прорваться сквозь туман похоти, задав ему вопрос на миллион долларов.

— Что значит, пути назад не будет?

Пак сурово смеется.

— Я имею в виду, что с меня хватит танцев вокруг тебя. Тебе было больно, мне было плохо. Но сегодня ты трогала меня, и у меня кончилось терпение. Если бы между нами не было истории, ты бы уже была подо мной, Бекка. И я не буду притворяться тем, кем не являюсь. Я хочу женщину, я беру её. Я держу её, пока мы не закончим, и я делаю все, что в моих силах, пока мы вместе. Никаких игр. Это твой последний шанс.

Мои бедра сжимаются, и я знаю, что хочу сказать. Потом голос моей матери прорезает мне голову.

«Маленькая шлюшка».

Она чувствовала себя также по отношению к Тини? Сколько раз она позволяла своему телу думать за неё?

«Я диктую свои условия, пока мы вместе».

Пак отпускает мою руку, и я успокаиваюсь, сжимая его немного дольше. Потом отпускаю его и отступаю.

— Спасибо, что подбросил меня до дома, — умудряюсь сказать я, мой голос неровный. — И спасибо, что все прояснил. Мне пора спать. Это был долгий день, а завтра днём у меня школа.

Он замирает, словно статуя. Я слезаю с мотоцикла, вынужденная опереться о плечо Пака, чтобы поддержать себя, потому что мои ноги превратились в желе. Потом я дохожу до своей двери. Я всё жду, что он скажет что-нибудь, или, может быть, пойдёт за мной.

Часть меня хочет, чтобы он это сделал.

Хочет, чтобы он лишил меня выбора, заставил меня, чтобы мне не пришлось признать тот факт, что он мне до боли нужен. Жизнь стала бы намного проще, если бы я не ощущала ответственности... Но кого я обманываю? Моя жизнь никогда не была легкой. Пак молчит, пока я иду к двери лестничной клетки, а потом говорит в последний раз.

— Я забрал твой выбор пять лет назад. Сегодня вечером я вернул его тебе. Считай, что мы квиты.

Бекка

Моя кровать словно набита грудой камней.

Как бы много раз я не крутилась и не переворачивалась с одного бока на другой, я никак не могу заставить почувствовать себя комфортно. Слова Пака пробегают по моему мозгу, извиваясь и трахая мои нервы. Напоминает о себе и мамин телефонный звонок. Она так и не перезвонила, но я не так глупа, чтобы пытаться ей перезванивать. Не тогда, когда Тини в ударе. Часть меня колеблется из-за нежелания слышать ее звонок, и я знаю, что это звучит дерьмово. Но она разрушала всё, к чему прикасалась. Я ненавижу себя за то, как я разговаривала с ней, и за то, что взяла трубку, когда она снова позвонила. Больше всего я ненавижу надежду и волнение, которые испытываю каждый раз, когда верю, что она действительно сможет уйти от него — это всегда приводит меня к разочарованию.

В пять утра я понимаю, что все это бессмысленно, и решаю встать.

Кофе не может заменить отдыха ото сна, но все-таки помогает. Как и мой любимый плейлист. К тому времени, когда я завожу свою швейную машину, первый луч солнца пронзает небо. У меня оставалось немного шёлка от кимоно, которое я использовала, чтобы сделать косметичку. Я вспоминаю слова Даниэль — может, мне действительно удастся продать некоторые из них? Они же, безусловно, уникальны…

Спустя два часа я добавляю последние штрихи к совершенно новому дизайну косметички. Солнце уже взошло, и мои глаза слипаются, но я, упав на кровать, чувствую себя довольной и спокойной. Если я вздремну часок перед школой, это приведет меня хоть немного в чувство. Может я и не могу контролировать Пака, свою работу или маму… но стоит мне сесть перед моей машиной, и получаются прекрасные вещи. Вещи, сшить которые никто не сможет — вещи прямо от моего сердца.