Они познакомились на выставке молодых художников в Берлине, где выставлялись три его работы. Райнхильд забрела туда случайно и купила картину «Восход солнца». Не потому, что она ей понравилась, а совсем по другой причине, как призналась позже. Внимание ее привлек художник, который потерянно слонялся тут же.

Она была величественна, и от нее за километр «смердело» той жизнью, которую Боря представлял себе исключительно по иллюстрированным журналам, но унюхал ее мгновенно и безошибочно. Она была исполинского роста – на полголовы выше Бори, худа, одета от кутюр, но скромно, платина и сапфиры на ее пальцах и шее тоже не бросались в глаза, все пристойно, тонно и баснословно дорого. Манера держаться выдавала в ней хозяйку жизни.

Можно сказать, что Боря Басов вытащил свой счастливый билет. Его судьба в тот момент ощерилась в широкой улыбке и кивнула – давай, мол, не теряйся, парень!

Райнхильд пригласила художника в свою берлинскую квартиру, которая его ошеломила. Баронессу забавлял наивный восторг юного восточного варвара, как она мысленно окрестила его. Она снисходительно просвещала Борю, показывая картины, коллекции серебра и фарфора, ковров и мебели и называя известные имена художников, скульптуров и золотых дел мастеров. Боря и не представлял себе, что можно так жить! Такого великолепия он не видел даже в иллюстрированных журналах, столь любимых им.

В тот же вечер после скромного ужина на двоих Боря, робея от собственного нахальства, соблазнил баронессу. Прямо в гостиной, на гигантской средневековой тахте, не иначе как из сераля какого-нибудь восточного вельможи.

Спустя две недели они поженились, к изумлению взрослых детей, родни и знакомых. Картина «Восход солнца» была помещена в кабинет супруги, за дверь, где она не очень бросалась в глаза.

Нельзя сказать, что Борина супружеская жизнь оказалась сплошным пряником. Райнхильд не подпускала его к магазинам и на пушечный выстрел, дети его откровенно презирали, знакомые были вежливы, но и только. Он мечтал, что она откроет для него картинную галерею, на что она однажды туманно намекнула в минуту слабости, но ювелирный торговый бизнес был ей ближе. Время от времени она давала ему несложные поручения, как то: принять участие в негромких европейских и американских аукционах, закупить украшения африканских или эскимосских аборигенов, еще что-нибудь, не суть важное, что он выполнял, надувая по своему обыкновению щеки и щеголяя известным именем жены. Он все еще надеялся получить свою галерею и время от времени рассказывал Райнхильд, какое прибыльное дело торговля картинами, как можно дешево купить, раскрутить, ввести в моду и в итоге продать новых художников и сделать себе тем самым имя. Райнхильд слушала снисходительно, как слушают наивный лепет дитяти, но делала вид, что намеков не понимает, и идти навстречу желаниям любимого мужа не спешила.

Полтора года назад врачи определили у нее рак матки. Райнхильд прооперировали, посадили на химию, и теперь она медленно угасала, железной рукой приводя в идеальный порядок свою империю, отдавая последние распоряжения и обсуждая с адвокатами завещание – сухо, деловито, без соплей.

Боря не очень надеялся получить большой кус, понимая, что рылом не вышел. Свои магазины Райнхильд завещала даже не разгильдяям детям, не доверяя им, а некоему фонду, куда входили люди серьезные и надежные – семейные адвокаты, родственники и друзья семьи. Она хотела, чтобы ее детище жило вечно. Он на правах мужа, конечно, получит приличное пожизненное содержание, но не галерею! Сейчас или никогда, решил Боря, а то можно опоздать, и стал подъезжать к жене с открытыми просьбами, намекая, что их расставание будет непосильным бременем для него, что только галерея ее имени поможет ему забыться и хоть немного утешит. Картинная галерея имени Райнхильд фон Онезорге! Галерея «Райнхильд». Звучит как музыка! Имя уже раскручено, известно во всем мире, новый бизнес просто обречен на успех. Ему казалось, жена стала задумываться. Однажды она сообщила ему, что сняла помещение в пригороде, бывшую конюшню некоего разорившегося барона, которую нужно привести в порядок и открыть там галерею, если уж так приспичило. А там посмотрим…

Это было лучше, чем ничего. Это был шанс. И Боря, засучив рукава, бросился приводить конюшню в порядок. Выпустил листовку, обещая грандиозное событие в мире искусств, открыл сайт на Интернете, свел знакомства с журналистами и искусствоведами, стал мотаться по студиям и тусовкам в поисках молодых талантов. Он понимал, что связываться со старыми мастерами и престижными аукционами еще не время, не потянет он старых мастеров, надо сначала раскрутиться, а потом все будет. Он приехал сюда, в родной город, и развил здесь такую же бурную деятельность, встречаясь с художниками, скупая картины, прочесывая антикварные лавки и барахолки, и вдруг наткнулся на Сэма Вайнтрауба, который сидел на бывшей родине уже месяц. Наткнулся и застыл как вкопанный, позеленев от зависти. Семка Вайнтрауб, проныра с носом по ветру, добычливый, нахальный, верткий, уже владелец арт-гэлэри на Манхэттене! Не потерялся, проходимец!

Они обнялись, душевно расцеловались и уселись в первом попавшемся ресторане. Пили водку, зорко поглядывая друг на друга и хлопая по плечу, хвастались, привирали, рассказывая про замучившую обоих ностальгию, по причине которой они здесь и оказались. И ни на грош друг другу не верили. Сэм требовал показать фотографию баронессы, потому как у них в Штатах баронесс нету и никогда не было, у них там демократия. Боря врал, что не захватил фотографию с собой, что жена его красивая женщина, что у них торговый дом, они безумно счастливы, а он крутится как белка в колесе – шутка ли управлять всем этим хозяйством! Подлец и пошляк Семка ухмылялся, притворяясь пьянее, чем был, подзуживал и расспрашивал про секс с титулованой особой, какой у них этикет в постели, на «вы» они во время траха или как. Боря отшучивался, мысленно посылая однокашника куда подальше.

Потом Боря Басов организовал встречу бывших соучеников.

…Он позвонил Изабо сегодня утром, предложил встретиться. Она отвечала вяло и нехотя. Но Боря был настойчив и убедителен, и она сдалась. И сейчас он наводил марафет, рассматривал себя в зеркале, выдергивая случайный волосок из ноздри, полировал ногти, долго выбирал галстук и носки. Когда-то она нравилась ему, он даже попытался однажды подойти поближе, но безответно. Ходили сплетни, что у нее роман с руководителем их курса и тот прочит ей великое будущее. Она была тогда легкая, подвижная, не ходила, а летала, в глазах плескались радость и ожидание. Большие надежды не оправдались. Изабо была на встрече, повзрослевшая, зрелая, молчаливая. Рано ушла. Интересная женщина, с тайной, как определил опытный Боря. Он так и не успел с ней поговорить. А спустя неделю взял ее телефончик у вездесущего Семки Вайнтрауба и позвонил. «А баронесса?» – ухмыльнулся Семка. «Иди к черту!» – ответил Борис искренне.

…Они сидели под пальмой, настоящей, а не пластиковой, в «Прадо», который Боря сразу оценил за респектабельность – в его время таких крутых заведений еще не было. «Прадо» – ресторан для деловых встреч, тут нет ни цыган, ни визжащих певиц, ни упившихся гостей. Пианист во фраке, с длинными седыми кудрями, едва слышно перебирает клавиши рояля. Горят свечи, сверкает хрусталь, снуют бесшумно официанты. Сноб Боря Басов отдыхал здесь душой – сюда можно совершенно свободно привести даже Райнхильд фон Онезорге с ее жесткими требованиями к кухне и обслуживанию.