Следователь службы коронера, которую, как я знал, звали Глория, стояла возле трупа на коленях с фотоаппаратом на шее и записывала что-то в спиральный блокнот. Майло остановился в нескольких шагах от нее.

– Зарезали, а потом задушили? – спросил я.

– Именно в таком порядке, – ответил лейтенант. – Никаких признаков взлома или следов борьбы; когда я пришел, входная дверь была закрыта. Так что, вероятно, убийцу впустила она сама, ее ударили в живот, она упала, и ее придушили поясом.

– Разве ножевые ранения были не смертельны?

– Я что, врач?

Глория улыбнулась.

– Привет, доктор Ди. Когда же мы с вами встретимся при обстоятельствах повеселее? Конечно, до вскрытия ничего утверждать нельзя, но я бы сказала, что вы правы. Там, куда ее ударили ножом, глубокий разрез нарушает дыхание.

– Но он хочет действовать наверняка и потому еще и душит, – сказал я и посмотрел на пояс. Никакого узла, только петля.

Глория взглянула на обезображенное лицо Конни Сайкс.

– Сделано быстро и технично. Похоже, кому-то она сильно не нравилась.

Я подумал: «Таких хоть пруд пруди», – но промолчал, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Когда я вижу человека, униженного в смерти до такой степени, мне всегда становится грустно, и в тот раз это, наверное, было заметно.

Так что никакого триумфа я не испытывал.

Хотя…

Мне стало легче.

На меня вдруг снизошло такое спокойствие, какого я не чувствовал уже много дней подряд. И только тогда я осознал, в каком напряжении жил все это время.

– Ну, насмотрелся? – спросил Майло.

Я оторвал взгляд от тела и поглядел вокруг. В проеме двери была видна часть гостиной – просто обставленной комнаты с большими окнами со средниками. Днем из них наверняка открывался вид на нарядный задний дворик; сейчас в них не было ничего, кроме черных квадратов ночи.

Слева от трупа располагалась дверь в уборную, справа – шкаф для пальто.

Из-за угла вышел эксперт-криминалист.

– Нигде никаких признаков ограбления или взлома, лейтенант. Бобби сейчас снимает отпечатки в ее спальне и ванной, но там вряд ли обнаружится что-нибудь интересное. Все происходило здесь.

– Быстро вы обо всем позаботились, – вырвалось у меня.

Все вытаращили на меня глаза. Эксперт – наверное, потому, что никогда раньше меня не видел; Майло и Глория – потому, что я сморозил глупость.

Майло ткнул большим пальцем себе за спину.

– Пойдем, выйдем.

* * *

Мы нырнули под ленту и пошли к моей «Севилье». В окнах соседних домов зажглись огни. В трех участках к югу от места преступления крупный мужчина держал на коротком поводке большую собаку. Когда мы проходили мимо, он спросил:

– Что-то случилось, офицеры?

– Совершено преступление, сэр, – ответил Майло.

– Какое преступление?

Я ожидал уклончивого ответа. Но лейтенант сказал:

– Убийство.

– Это она? – спросил крупный мужчина. – Ее убили?

Майло повернул к нему. Пока мы приближались, свет от фонаря над крыльцом его дома добавил его образу недостающие детали: телосложение рыхлое, волосы седые, брови кустистые, возраст пятьдесят пять – шестьдесят лет, спортивные штаны из черного бархата. Пес был не чистопородный, тигрового окраса, раскормленный, морда тупая, глаза умные. Когда мы подошли, он сидел и громко дышал. Никакого инстинкта охранника; похоже, помесь лабрадора с ротвейлером, причем с явным преобладанием первого.

– Вы знаете доктора Сайкс? – спросил Майло.

– Я знаю, что это ее дом, – ответил мужчина.

– Она приятная соседка?

– Хм… да ничего, нормальная.

Майло ждал.

Мужчина продолжил:

– Наверное, не годится говорить о покойных плохо, но приятная – это не про нее. Она ни с кем не общалась, бывало, скажешь ей «здрасте», она и не ответит. Может, рассеянная была…

– Или невежливая.

– К ней никогда не приходили друзья – я, по крайней мере, не видел. Да и вообще, ее замечали, только когда она начинала на кого-нибудь жаловаться.

– А на что она жаловалась?

– Собачьи какашки не убирают, помойные бачки слишком долго стоят на улице… в таком духе.

– А кому она жаловалась, мистер…

– Джек Бургхофф. Тому, кого считала виноватым. Однажды постучала в мою дверь и показала мне кучку собачьего дерьма возле ее подъездной дорожки. Ма-аленькую такую. Совсем не в стиле Отиса, да, Оти?

Пес шумно вздохнул.

Бургхофф продолжал:

– Эх, дружище, если б ты у меня делал такие кучки, чтобы совочка хватало… Нет уж, Отис как оставит сувенир, так тут неси лопату. Что я и объяснил доктору Сайкс. А она так на меня посмотрела, будто я ей наврал. Ну, я просто закрыл дверь, и всё. А вы знаете, кто ее убил? В нее стреляли? Потому что я ничего не слышал. Мы тут бдительные – кто-нибудь что-нибудь подозрительное услышит, и сразу звоним куда надо… Так что, стреляли?

– Нет, сэр, – сказал Майло.

– Тогда как же…

– Вот теперь я действительно не могу ответить на ваш вопрос, сэр. То есть вечером здесь было тихо?

– Абсолютно, – сказал Бургхофф. – Года три назад у нас тут прошла целая серия краж со взломом, многих ограбили. Потом выяснилось, что этим занимался один аспирант из университета – решил организовать себе прибавку к стипендии.

– Стюарт Белиз? – спросил Майло.

– Так это вы его арестовали?

– Нет, мои коллеги из отдела грабежей.

– Чокнутый, да? Днем учился на доктора философии, а по ночам грабил чужие дома… Но я что хотел сказать? Ваши ребята взяли его потому, что им позвонил кое-кто из наших – профессор Эшворт, точнее говоря. – Бургхофф кивнул на дом через дорогу – двухэтажный особняк в испанском стиле. – Вот тоже ирония, а? Профессор закладывает студента…

Майло улыбнулся.

– А что еще вы можете сказать нам о докторе Сайкс?

– Ну, я уже говорил, она не была особо общительной. В прошлом году мы организовали уличную вечеринку – вынесли столы на улицу, скинулись всем кварталом, кто что принес… Доктор Сайкс даже не появилась, хотя была дома – ее машина стояла на подъездной дорожке, вот как сейчас.

– Вы очень наблюдательны, сэр.

– Профессиональное чувство территории, я ведь художник. Реклама, графика, ран-арт для «Интелло-фьюэл». Назовите мне ваше имя, и оно завтра же вылетит у меня из головы. А вот лица, визуальные стимулы – совсем другое дело. Для меня жизнь – это кино, в котором я помню каждый кадр.