«Пронесло, – подумал Андрей Петрович, нежно целуя жену в висок. – Она ни о чем не догадывается…»

* * *

Время тянулось медленно-премедленно. Даже на зоне Михаилу Дорохову не было так тоскливо и муторно, как теперь.

«Там, – думал он, то и дело поглядывая в окно на едва угадывающиеся сумерки, – то завтрак, то работа, то обед, то воспитательная беседа. Потом ужин. Глядишь – и день-то прошел. Ты сидишь, а часы тикают. На воле ждать хреново. Меня прямо трясет, словно отходняк, в натуре».

Никакого отходняка, конечно, у Михаила не было. Он себе не то что водовки не позволил, пивасика и того не дерябнул. Поостерегся. Вот завершит свою комбинацию, бабок слупит, тогда и сам бухнет, и корешам проставится. А сейчас – ни-ни. Только вот ждать человечка ох как тяжело. И на душе тревожно…

Михаил растянулся на стареньком диване, поправил дырявую, но такую любимую тельняшку и задумался.

Комбинацию он замутил хорошую – не вопрос. А человечек тот зла на него держать не должен. Если бы Михаил ментам стукнул – у того бы уже небо было в клеточку. Но он не стукнул. Пожалел. Сам же только что с зоны откинулся, знает: ничего хорошего за решеткой нет. Ну а то, что денег захотел за молчание, – так это же понятно. Воля, свобода – они дорогого стоят.

Сумерки за окном стали чуть гуще. Но до условленных девяти часов еще было очень долго.

Вздохнув, Михаил поднялся с дивана, включил старенький черно-белый «Горизонт».

Ламповый телевизор кряхтел, сопел. Изображение то рябило бегущими снизу вверх полосами, а то и вовсе исчезало. На долю секунды картинка вдруг сделалась четкой, и Дорохов замер.

– По подозрению в совершении преступления разыскивается мужчина, на вид сорок – сорок пять лет, невысокого роста, худощавого телосложения, – донеслось с экрана.

Михаил потер глаза. Нет, не померещилось. Картинка точно похожа на его рожу. И тельник, и мастюха[23]на груди, которую пацан один, типа художник, на зоне набил, – все сходится!

– Ничего себе хухры-мухры, – пробормотал Михаил и поскреб затылок. – Заложил меня, выходит, человечек. Ментам сдал, сука поганая. Или нет, не мог человечек меня сдать. Куда проще бабок отстегнуть, чем зону топтать. Повязали бедолагу, а он на меня все спихнул. С-сука! Сам сейчас перед ментами белый и пушистый. А я в дерьме по самое не хочу.

Выключив телевизор, Михаил снял тельняшку, зашвырнул ее в угол и принялся исследовать содержимое своих карманов. Денег не было вообще, и это его расстроило. После услышанного мучительно хотелось водовки. Не каждый день такие комбинации срываются, хорошо бы накатить по столь грустному поводу.

– За бабками идти нельзя, – пробурчал Михаил и пошел на кухню. – Там меня и повяжут. То есть повяжут меня по-любому. Придется уходить в глухую несознанку, типа, ничего не видел, ничего не слышал. Но сейчас надо выпить рюмашку…

На кухне у батареи стояла пара пустых бутылок. Михаил с тоской на них посмотрел, прикидывая: если их сдать, на водовку денег все равно не хватит. Значит, остается один вариант. Опять брать большую клетчатую сумку и отправляться шарить по помойкам. Другого выхода нет, у соседей он деньги одалживал, а вернуть все не получалось. Остаются помойки… Но если поймают?

«Хрен с ними, – решил Дорохов. – Душа горит, не могу!»

Он надел рубашку, набросил куртку и бегом бросился из подъезда. Еще не окончательно стемнело, и надо этим воспользоваться. В темноте фиг что углядишь.

«Улов» оказался отменным. Бутылок возле ближайшей же помойки валялось немерено. Добрые люди даже не стали забрасывать тару внутрь мусорных ящиков. Выставили вдоль невысокого бетонного ограждения.

Михаил набил сетку, опасливо огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительно, удовлетворенно вытер лоб.

– Счас бухну, – пробормотал он, счастливо улыбаясь.

В ту же секунду ему прямо на темечко обрушился удар такой неимоверной силы, что в глазах потемнело.

Михаил упал лицом в лужу и вдруг почувствовал, что еще один, такой же сильный удар пришелся на затылок.

И больше Дорохов уже ничего не чувствовал, не видел и не слышал…

* * *

Кирилл долго искал этого бомжа. Искал с того самого дня, когда Юры не стало. Но собиравший возле общаги бутылки мужик как сквозь землю провалился.

Он ехал на работу, когда вдруг боковое зрение отметило сгорбившуюся под пачкой картона фигуру. Богданович резко притормозил у обочины и уставился в зеркало заднего вида. Нет, этот бомж не похож на объект поиска. Волосы того же цвета, черные, сальные, слипшиеся. Телосложение аналогичное. Вот Кирилл и дернулся.

Тем временем к бомжу подошла подруга. В таком же потрепанном пальтишке, с такой же интенсивно-фиолетовой физиономией.

Общаться с алкашами Кириллу не хотелось. Скольким он уже задавал вопросы, совал мятые купюры, старательно задерживая дыхание. Безрезультатно. «Его» бомж, судя по всему, был одиночкой. Во всяком случае, с себе подобными он не общался.

Кирилл понимал, что не сегодня, так завтра о его интересе узнает милиция. Бомж объявлен в розыск, и милиция точно так же роется среди отбросов человеческой породы. Надежда была лишь на то, что его случайные собеседники не проговорятся милиционерам, своим заклятым врагам. Ненависть в этом плане страхует куда больше извлекаемых из портмоне купюр.

Кирилл отыскал на пассажирском сиденье сотовый, перезвонил в музей. Сказал своей напарнице Марине, недавно принятой на место Юры, что задержится. Потом, понимая, что здорово рискует, он вышел из джипа, приблизился к оживленно жестикулирующей парочке. И постарался вложить в свой тон максимум дружелюбия:

– Здорово. Переговорить надо.

Мужик метнулся к пачке картона, а женщина с интересом уставилась на Кирилла.

– Переговорить! Давай, красавчик, говори!

Ее улыбка обнажила темные кривоватые зубы.

– Мужчину я одного ищу. Он бутылки собирал.

– Мы бутылками не занимаемся, – в голосе бомжа, похоже, слышались горделиво-хвастливые нотки. – Бумагу сдаем, дело выгодное. И не такое грязное, как бутылки.

– Ну, может, все-таки видели?

Кирилл достал из кармана куртки отлепленную со столба ориентировку, расправил и протянул бомжам.

Те испуганно переглянулись.

– Гражданин начальник, что ли? – нервно поинтересовался бомж.

Его подруга заинтересованно изучала листок.

– Какой начальник, – глотая ртом воздух, сказал Кирилл. Бомжи воняли неимоверно. – Батяня это мой. Пьет он. Неделю вот дома не появлялся.

Богданович врал и наблюдал за женщиной. Она сосредоточенно скребла затылок, на испитом лице явно отражались сомнения.

– Может, поможете? С маманей он развелся. И живет отдельно. К ней только деньги ходил стрелять. И вот исчез. Волнуемся, не случилось ли чего. Батяня у меня не подарок. Но живой же человек. А тут еще менты, – Кирилл негодующе потряс листовкой. – Видите, что пишут: подозревается в совершении преступления. Ну, тут все понятно. Ментов хлебом не корми – дай за решетку посадить невиновного человека. Преступников искать они не умеют. А вот спихнуть на такого, как батяня, – это всегда пожалуйста. Слушайте, а может, выпьем где-нибудь? За знакомство и все такое.