Госпожа Мария всхлипнула и тихонько захныкала, как делают уставшие в конце долгого дня дети, которым нужно, чтобы взрослые, наконец, уложили их спать.

Алиса помогла ей подняться и медленно повела к выходу, придерживает под руку. В шаге госпожи Марии больше не было дневной бодрости. Теперь она по-старчески шаркала ногами и шла медленно, тяжело опираясь на локоть Алисы. Когда они вышли из дверей, Алиса увидела, как из темноты на них идет широкая фигура: Марко возвращался.

– Чего возитесь? Давай отнесу.

– Поаккуратней только, Маки. Госпожа? Это Марко. Помните Марко? Он вам поможет. Пойдете с ним к Йоце?

Госпожа Мария мелко закивала, и Алиса медленно отпустила ее. Марко так же споро подхватил женщину на руки. Она обвила его руками за шею, а голову примостила на плечо. Прежде чем пойти за ними, Алиса обернулась. Меж почетного караула зелени в темной белградской ночи белело последнее ложе маршала Тито.

– Говорят, ошибкой было позволить вам умереть, – тихо сказала она.

Ночной ветерок качнул тяжелые шторы. Алиса усмехнулась и покачала головой.

– Да, – сказала она в ответ на вопрос, который никто не задавал. – Они все еще вместе. Они все приговорены друг к другу. Может быть, однажды они это поймут.

Приложилась кончиками двух пальцев к виску. Коснулась ближайшей шторы. Развернулась и поспешила догонять Марко с его ношей по пути к остальным.

Мика с Ацей уже помогли Иване спуститься и теперь сопровождали госпожу Марию. Из шахты люка доносился ласковый голос Мики:

– Вот так, хорошо. Ставьте ногу. Теперь вторую. Теперь перехватите рукой.

Марко стоял у края люка, задрав голову к небу, и мерно дышал. Алиса встала рядом и коснулась плеча.

– Спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста. Ты знала, что он наполовину хорват?

– Кто, Аца?

– Тито.

– Знала.

– А я нет. Странно, да? Он же наш, сербский! Всю страну объединил. Одну нацию создал. А хорват. Еще и словенец.

– Маки, так ты сам хорват.

Алиса ожидала, что парень возмутится с этим его «Слышь!», но Марко пожал плечами и ничего не ответил. Вместо этого сказал:

– Ты же пресса, да? У тебя вроде работа правду писать. Наша пресса давно завралась, под власть легла. Но ты-то не наша. Вот и скажи мне, что писать будут про это все? Как думаешь?

Алиса помолчала, а потом сказала:

– Дневники.

– Чего?

– Будут писать дневники. В каждом – своя правда.

– Так не бывает, – Марко посмотрел на нее почти вопросительно. – Правда всегда одна.

– Факты всегда одни. А правда разная. Ты хорват. И Тито хорват. Это факты. Твои сербские друзья тебя застрелить пытались. Это правда. Те люди у больницы, врачи – они ставили прививки и делали аборты. Это факт. Их вывели на улицу, убили и прикрутили к фонарным столбам. Это правда. Вот и все. Больше ничего нет.

Марко промолчал. Алиса тоже молчала. В пустом воздухе разносились голоса патрульных. С дерева снялась птица и с резким граем взмыла в воздух. Алиса вздрогнула.

Из люка показалась голова Ацы:

– Можно спускаться. Все готово.

Алиса спускалась в свете слабого луча фонарика, пока над ней Марко и Аца закрывали крышку. Они едва умещались вдвоем на узкой лестнице. Сверху доносилось натужное сопение и отрывистые фразы хриплым шепотом:

– На плечи навали… Ага, вот так.

Мика встретил ее внизу, среди коробок. Он держал в руках фонарик и светил на лестницу. На самой большой сидела Ивана и неловкими пальцами пыталась застегнуть босоножку вокруг щиколотки. Госпожа Мария примостилась рядом, наклонилась вперед, обняла колени и тихонько раскачивалась, бормоча что-то под нос. Алиса встала рядом с Микой и неловко помялась с ноги на ногу. Он молчал и смотрел мимо нее, вверх, туда, где скрежетала крышка люка и сдавленно переговаривались двое.

– Не устал? Я могу подержать фонарик.

Мика покачал головой.

С самого начала у ворот школ, которые Мика замешкал закрыть, разговор между ними двумя умирал, не успев зачаться. Сейчас, глядя на заостренный в разбавленной слабеньким светом темноте профиль и пролегшие по лицу тени, Алиса подумала, что это какой-то другой Мика. Не тот вежливый изящный мальчик, источающий мягкое тепло, который однажды так бережно нес в руках ее неуклюжее, некрасивое, поломанное тело. Не тот, с которым ей так хотелось потанцевать еще разок, чтобы снова почувствовать, что с ее телом можно вот так.

Нечестно, подумала Алиса в который раз за эти несколько дней. Она давно перестала думать про мир как про что-то, что может быть честным или нечестным. Раз за разом она выходила в мир и теряла в нем что-то дорогое. Дом. Здоровье. Сон. Людей. Это факты. Но с потерей этого урока она почему-то так и не могла смириться. Как будто впервые за годы войны нашлось что-то настолько ценное, чтобы держаться за него и отказываться отпускать, даже если это глупо.

Мика молчал и смотрел сквозь нее, как будто Алиса – призрак какой-то далекой и неуместной в его мире истории. Как будто она вроде тех попрошаек в камуфляжных штанах и телогрейках из Московского метро, которые поют под гитару душещипательные песни про Афган и братство ВДВ. Только этот попрошайка вломился в танцевальную студию, опрокинул кокетливый светильник-корсет, расселся на красном плюшевом диване, широко расставив ноги в разношенных кирзачах, и сидел там, осуждающей оглядывая людей в бессовестно гражданском, парадном, начищенном и блестящем.

– А кем ты стал?

– Что?

– Ты говорил, что нужно стать кем-то. Чтобы быть танцором.

– Танцором и стал.

Алиса почувствовала знакомый укол в солнечном сплетении. Нечестно, Мика. Видит бог, она пыталась изо всех сил.

– Мог бы и не терять четыре года на историческом, пошел бы на факультет искусств. Научился бы заодно играть на аккордеоне и рисовать акварелью. Собрал бы гуманитарное бинго.

Алиса еще договаривала, а уже жалела о своих словах. Не в первый раз они срывались с губ, как застрявшие в горящей высотке люди, отчаянно, без оглядки, не успев подумать, не успев найти другого выхода. Она ведь не умеет шутить, так зачем пытается?

Но что-то в ее словах добралось до Мики. Он повернулся и посмотрел на Алису. Тени превратили его лицо в экзотическую маску, только темные глаза оставались живыми и настоящими, и в них плясал огонек фонарика.

– Однажды, когда я был маленьким… я спустился в такой вот люк.

– Э, танцор балета? Посвети!

Марко окликнул его громким шепотом, который покатился вниз по шахте. Мика моргнул. Маска пришла в движение. Он отвернулся от Алисы и снова засветил вверх.

– Вот так, – одобрительно отозвался Марко. – А стоите там, лясы точите, а мы тут навернемся сейчас. Давай, браток, первым спускайся, я за тобой.