Тополев нервно моргнул и сел на диван, снова приняв прежнюю позу, и уставился куда-то вдаль, за спины оперативников.

– Так куда деваться, – немного помолчав, жалобно ответил он. – Она меня все время шпыняла. Что, мол, денег в дом не несу, на ее шее сижу, алкаш, мол, и шатала.

– Кто? – не понял Крячко.

– Бездельник и гуляка, говорила, – пояснил Тополев. – А я ведь старался. Вон у меня руки все в мозолях. – Он показал ладони оперативникам. – Чего ей еще не хватало? Денег у нее куча. А видно разве по хате, что деньги водятся в доме? Не видно. Она их где-то прятала, копила. Куда копила – непонятно. Дом-то этот я сам, своими руками построил. А она мне хоть сто грамм налила за это? Нет, не налила, – жалобно причитал мужичок.

– Так вы даже не знаете, где ваша хозяйка деньги прятала? И, значит, сказать не можете – украли их или целые? – спросил Крячко.

– Нет, – энергично замотал головой Тополев. – Не могу. Не знаю, где ховала она деньги. Хоть убейте – не знаю.

– Ладно, ладно, верим вам на слово, – успокоил его Крячко.

– Сергей Иванович, скажите, к Людмиле Алексеевне много народу гадать приходило? И, кроме гадания, чем она еще занималась? – спросил Гуров.

– Народу много приходило. Со всего города приходили и даже из деревень разных приезжали. А кроме гадания, она всякие болезни заговаривала. Или если кого-то сглазят, то она тоже могла снять сглаз-то. Ведьма была – страх какая, – закивал он и спросил жалобно: – Можно я закурю, а? А то ведь уже второй час, как не курил. Я прямо тут и покурю. Теперь – можно. Теперь она, – мужичок кивнул в сторону кухни, – мне ничего не скажет.

– Кури, – позволил Гуров, пряча улыбку. – Если ты знал, что ведьма, для чего с ней жил-то? – строго спросил он.

– Так ведьма же! – торопливо прикуривая, ответил Тополев. – Она на меня сначала морок напустила, чтоб к себе присушить, а потом, видать, опаивала все время, чтобы я никуда от нее не делся. Не мог я от нее уйти, как ни старался. Не поверите – ноги сами к ней несли. Верите – нет, жизня моя была и без того поломатая, а тут еще спутался с этой. – Он снова кивнул в сторону кухни. – Поначалу она притворилась доброй да ласковой молодухой. Ну а потом… – Он в сердцах махнул рукой.

– Вы сами откуда родом? – спросил Станислав. – Из Подольска?

– Нет, я из Коледино. Это деревня тут недалеко. Маленькая такая, дворов на пятнадцать, если не меньше. Работы нет, вот и подался в город. К хозяйке нанялся помочь строить дом да и остался себе на беду, – горестно вздохнул он, потом вдруг нахмурился, затянулся с силой сигаретой и спросил: – Это кто же ее так колом-то осиновым прибил?

– А вы с чего взяли, что кол осиновый? – с интересом посмотрел на Тополева Лев Иванович.

– Ну так всякий деревенский определить может, какое дерево, – немного удивленно ответил Сергей Иванович. – Я с детства с деревом дело имею. У нас мужики в деревне – все плотники и печники, так что я вырос среди всего этого – разбираюсь. Деревенские ребята – они не то что городские, они каждому деревцу ценность знают. Какое куда лучше приладить. Одно для черенков ладно будет, другое – для хаты, третье – для забора. Всякому дереву свое назначение.

– Сергей Иванович, а вы часто дома бывали, когда к хозяйке клиенты приходили? Не заметили, случайно, – не было ли среди приходивших к ней мужчины лет тридцати – тридцати пяти? Очень высокого, крепкого, беловолосого, со шрамом на щеке? – поинтересовался Гуров.

Тополев, затушив сигарету о подошву своего тапка, поднял спитые мутные глаза на Гурова и, шмыгнув носом, ответил:

– Был один такой. Приходил. Совсем даже недавно приходил. Он мне совсем тогда не понравился. Я во дворе сидел, выстругивал черенок для лопаты. Старый сломался. Тут этот мужик подошел ко мне и спрашивает – тут ли живет Людмила Асташова. Тут, говорю, в доме она, входите. Он и вошел, а у меня аж мурашки по спине.

– С чего мурашки-то? – спросил Гуров и многозначительно переглянулся с Крячко.

– Черт его знает, отчего мурашки по спине бывают? – пожал плечами Тополев. – Может, от взгляда его волчьего, а может, и от вида. Он – здоровый такой мужичина, волосы длинные, белые, до плеч. Лицо все поковерканное, шрам на щеке, нос сломан, кажись. Я подумал, что он, может, боксер или из этих, которые в боях без правил участвуют. Я как-то в телевизоре такие бои смотрел.

– А одет как был?

– В черную куртку был одет, и штаны тоже черные такие, и кофта с капюшоном под курткой у него тоже черная была.

– У вас в доме компьютер есть?

– Компьютер? Нет у нас компьютера, – уверенно ответил Тополев. – Телефон вот у жены есть с этим, как его, интернетом, и телевизор есть. А компьютера – нету.

– Вам знакомо название организации «Дети Ванги»? – спросил Крячко. – Слышали когда-нибудь о ней? Может, Людмила Алексеевна упоминала?

– Не упоминала, это точно, – помотал головой мужичонка. – Я бы запомнил. У меня хорошая память. Да. Не пропил еще всю-то, – сказал он с явной гордостью.

– Вот и замечательно, что у вас хорошая память. – Лев Иванович с улыбкой посмотрел прямо в глаза Тополеву. – Значит, вы сможете описать этого мужчину, у которого, по вашим словам, взгляд волчий. Поможете специалистам составить его портрет?

– А что? И помогу. Как же не помочь? – Тополев перестал сутулиться, выпрямил спину и приободрился. – Мне бы вот только здоровье малость поправить, – с надеждой посмотрел он на оперативников.

– Что, без поправки здоровья никак? – с деланой суровостью посмотрел на него Лев Иванович, и мужичок сразу же замялся и потускнел.

– Можно, конечно, и без этого, – промямлил он.

Станислав вышел из комнаты и, переговорив с Цескаридзе, передал в его распоряжение Тополева.

– Что ж, будем надеяться,