— Я, — пришлось мне покаяться.

— Надо бы тебя посадить на пятнадцать суток захулиганство.

Идея мне не понравилась.

— Что это вы взялись мне «тыкать»? — суровопоинтересовалась я.

— Хочу и «тыкаю». После того, что ты со мной сделала… —Он кряхтя выбрался из ванны, зло поглядывая на меня.

— Надеюсь, насчет пятнадцати суток ты пошутил?

— Еще чего… чайник ставь… голова трещит, вот черт…

Мы прошли в кухню, я торопливо собрала на стол, бухнув наплиту чайник, Родионов курил, критически меня разглядывая, мне это надоело, и яспросила:

— Чего уставился?

— Где Упырь? — вздохнул Александр Сергеевич.

— Не знаю. Сбежал.

— Ага. И поговорить с ним ты не успела?

— Не успела.

— Само собой. А между прочим, он важный свидетель вделе об убийстве, а ты его прячешь. Я уж молчу, что это противозаконно…

— Он ребенок и очень напуган, а ты заладил как попугай:свидетель, свидетель. Тебе бы только…

— Найти убийцу, — ядовито перебил АлександрСергеевич, — чтоб твой Упырь мог спокойно на улицах безобразничать. Пейчай и рассказывай… — закончил он крайне сердито, а я протянула бумажку, которуюдал мне Виктор.

— Я уже все рассказала, вот ему… В этот момент зазвонилтелефон, я схватила трубку и услышала приятный голос Колесникова.

— Дарья, как у вас там, все спокойно?

— Да, — косясь на Родионова, ответила я. —Тут товарищ из милиции хочет с вами поговорить.

— Какой товарищ? — удивился Колесников. —Откуда его черт принес?

— Он… э-э… сам вам объяснит. — Я сунула трубкуАлександру Сергеевичу и стрелой вылетела с кухни. Когда я туда вернулась, мойгость пил чай и смотрел в окно.

— Вот и рассвет, — сообщил он невесело.

— Да, — дипломатично согласилась я.

— Этот, из отдела, он молодой? — задал совершеннонеожиданный вопрос Родионов. — Я кивнула, а он опять вздохнул. — Инеженатый?

— Нет, по-моему. Вроде бы один живет.

— Так я и знал. — Я подождала немного, может, онперестанет вздыхать и объяснит, что имел в виду, но, как выяснилось, делать этоАлександр Сергеевич не собирался. Допил чай и направился к входнойдвери. — Передай Петровичу от меня привет и скажи, что он на пенсии мозговлишился.

— Ничего такого я ему передавать не буду. Про Петровичатебе Колесников разболтал?

— Зачем мне твой Колесников, и так ясно. Вы тут всеодна команда… Чистая мафия. Вот уж район… — Вздохнув еще раз напоследок,Александр Сергеевич покинул мою квартиру, а я загрустила, потому что совершенноне знала, что теперь делать, то есть не в данный момент, конечно, в данныймомент разумнее всего лечь спать, раз я ночь напролет таскалась по улице изанимала себя длительными разговорами. Упырь в безопасности, и слава богу, ноглавной проблемы это не решает. Главная проблема — убийца, который бродит насвободе и, между прочим, намеревается от меня избавиться. Колесникова большезанимает транзит наркотиков, чем смерть Зюзи, а Родионов ничего не знает ни прогоспод кавказцев, ни про Колю Турка, и сможет ли он выйти на убийцу, это ещевопрос. Конечно, если бы Колесников все ему рассказал… но почему-то я в этомсомневалась. Просидев часа два на кухне, я, так ничего и не решив, отправиласьспать.

Утром на работу я отправилась позднее обычного и возлегастронома увидела «Москвич» Петровича — он сворачивал в переулок. Петровичтоже меня заметил, притормозил, открыл окно и спросил:

— Ты чего хмурая какая?

— Так… не спалось, голова болит.

— С Колесниковым поговорила?

— Ага.

— С толком?

— Вроде бы…

— Ну и слава богу…

— Родионов страшно разозлился, что мы Упыря спрятали,говорит, он важный свидетель.

— А пусть докажет, что спрятали, — фыркнул бывшийучастковый, а я вздохнула:

— Он говорит, что мы мафия… Петрович даже в лицепеременился.

— Ну, Сашка… да я ему уши надеру, мерзавцу…

— Опоздал ты годков на пятнадцать, — напомнила я,и мы оба загрустили.

— Сказал и сказал, — подумав, заявилПетрович. — Поступать надо по совести, мальчишка напуган, в милиции егоникакие силы небесные говорить не заставят, а в деревне он в безопасности.Только вот что, Дарья, сестра у меня святая, но Упыря и святой долго невыдержит, так что поторопиться надо…

— Чего? — не поняла я.

— Чего-чего, убийцу надо поскорее найти, вот чего.

— Я, что ль, его искать буду?

— А мужики-то что говорят? — почесав за ухом,спросил он.

— Колесников велел помалкивать о том, что я знаю, аРодионов злится.

— Ясно, всю жизнь одно и то же, — разволновалсяПетрович. — Друг дружку подсиживают, вместо того чтобы… — Тут он, должнобыть, спохватился, что такими словами наносит вред безупречной репутацииорганов, и прикусил язык. А я насторожилась и задала вопрос, который мучил менявсю ночь:

— Думаешь, стоит все рассказать Родионову? —Вопрос поверг Петровича в раздумье.

— Да леший их знает, — ответил он всердцах. — Сунешься с языком, а у них там секретная операция… с другойстороны…

Что там с другой стороны, я так и не узнала: появилсяогромный джип и, решив, что «Москвич» ему сильно мешает, начал истошносигналить. Петрович проехал вперед, освобождая дорогу, но для джипа этооказалось недостаточным, и сигнал взвился в поднебесье на самой высокой ноте,Петрович громко выругался и свернул в родной двор, а я, махнув рукой напрощание, пошла в школу.