взгляда от этого зрелища и отвязаться от мысли, как бы ему хотелось, чтобы она так же ласкала его. Осторожно касалась и крепко обхватывала губами, влажно скользила вверх и вниз, поглаживала языком и откровенно наслаждалась вкусом. Теперь ему становилось трудно дышать, и было необходимо отвлечься на разговор, чтобы не следить исключительно за движением её полных губ, так чувственно поглощающих пломбир.

– Сколько времени у него ушло на то, чтобы научиться владеть собой, освоиться? – не выдержал Тед.

– Тогда он ушёл почти на триста лет. Снова увиделись с ним в Италии. Тогда Флоренцию прибрали к рукам Медичи. Мы с Арманом нашли Марко на Лаго ди Гарлате, это было настоящим потрясением для нас, такая радость! Появилась новая надежда, что где-то ещё есть такие же, как мы, их просто нужно найти.

– Эта идея его захватила?

– Не сразу. Возвращаясь, он был уверен, что останется навсегда. Единственный, – она горько усмехнулась и посмотрела в окно. – Впервые рассорился с Эмером, чуть не покалечил Андретти. Тогда я заставила, вынудила его дать слово, что он не станет никогда применять свою силу ни к смертным, ни к остальным Живущим Давно. Это было нечестно с моей стороны, но он согласился, и мы вдвоём уехали ближе к морю, поселились близ Равенны на несколько лет. Наверное, только тогда он и был счастлив, почти шестьсот лет назад…

– Почему «нечестно»?

– Потому что наши клятвы не пустой звук в воздухе, как у людей. Слово Живущего Давно ко многому обязывает. И мы не можем сами через него преступить. Только если тот, кому дана клятва, согласится вернуть слово обратно. Он не знал, что это свяжет его навеки. Ему потом очень тяжело пришлось. Андрей в вечном разладе с собой. Одна половина его натуры требует, призывает к наслаждению чужой болью, а другая – получает удовольствие от подчинения и покорности. Пока в этом споре никто не победил.

– А потом? – Рэдмаунту казалось, он знает ответ.

– Он не пожелал быть частью круга. И странно обвинять его в этом. Отгородился от всех, не искал встреч. Безусловно, помогал и выручал своих, когда это было необходимо. Но не больше. Я бы даже сказала, что Генрих, каждый век открывающий свой охотничий сезон, более дружен с Теми, Кто Живут Давно, чем Андрей, который не видится с ними из принципа.

– И он не пользуется своей силой?

– Свой дар он не пускает в дело. Но ведь ты его видел. На что способен человек его комплекции? Вот то-то же… Он и без магии опасен.

– Арман Эмер так же силён?

– Он способен на многое, но насилие не в его природе, хоть война его и развлекает.

– На моих глазах он избил Реми!

– А в прошлый раз Де Ла Рю, приревновав, зарезал Эмера в Венеции,– она пожала плечами и с досадой поморщилась. – Тед, ну как можно применять к нам человеческие понятия о добре и зле?!

Её губы постепенно уничтожали по кусочку лакомство с маленькой пластиковой ложки. Рэдмаунт подумал, что никогда больше не сможет есть мороженое, чтоб не вспоминать эту сцену.

– Мне показалось, с Маккинли Колычев прекрасно ладит?

– Пожалуй. Но они не друзья, а, скорее, сработавшиеся спарринг-партнёры. Знаешь, когда спортсмен готовится к соревнованиям, к ответственному поединку, для отработки приёмов ему подбирают бойца, похожего на его будущего соперника. Так и эти, как будто бы каждый имеет возможность подраться с собственной второй сущностью. Тебе бы не хотелось иногда дать в морду другому себе?

– Это ещё смотря которому! – ухмыльнулся детектив.

– Ну вот, ты понимаешь, – кивнула Елена, обернувшись от окна. – Медведь единственный равен ему по силе. Но при этом, ни один из них не может ранить второго. Идеальный бой. Душу отвели, урона никакого! Глупые мужские игры! – закатила она глаза.

– Но тогда почему взаперти Койл, а не медведь?

Тед подумал, как всё-таки хорошо, что водитель закрыт звуконепроницаемой перегородкой, подслушанное в пассажирском салоне наверняка надолго бы вывело его из равновесия.

– Он умнее, поэтому опаснее. Маккинли срывается редко. Даёт волю своей звериной натуре, но, не уходит в запойное смертоубийство. Андрей же был бы рад стереть с земли несколько стран.… И ему это по силам, уж поверь.

– Чем он был занят всё это время?

– Учился, наблюдал, совершенствовался. Он ненавидит, презирает людей, но с выгодой пользуется ими. Исполняя желания, играя на слабостях, получает власть и деньги. Но Андрей не алчен, к сожалению.

– Почему? – не понял Тед.

– Потому что ему давно уже нечего хотеть, у него есть всё, к чему обычно стремится человек, и чего не может достичь, так как ограничен временем жизни. Он скучает, – наконец-то она закончила со своим десертом, облизнулась, Тед вздохнул спокойнее.

– И чтобы развлечься, он стал искать других Живущих Давно?

– Верно, – помолчав, она повернулась к нему и, обвив шею руками, прижалась к его губам.

Это был восхитительный поцелуй, сильный, глубокий, со сладким сливочным вкусом. Рэдмаунта бросило в жар, в голове зашумело. По позвоночнику, ударив вниз, пробежала искристая молния. Завёлся он мгновенно, стал покрывать поцелуями её шею и плечи, прижимая к себе. Он уже гладил крепкие бёдра, пробираясь под юбкой, но она остановила его через минуту.

– Нет. Всё-таки не сейчас и не здесь, Тедди.

Через силу он всё же подчинился, с неохотой откинулся на спинку сидения, тяжело дыша. У него ещё долго дрожали руки, и колотилось сердце.

Они приехали к жилому комплексу у большого зелёного парка. Два тридцатиэтажных корпуса, отделанных яркими цветными панелями, панорамные окна, видовые террасы в верхних квартирах. Своя инфраструктура для жильцов: подземный паркинг, магазины, салоны, большая детская площадка, сквер, два ресторана и пекарня, служба быта. Маленький город в городе.

На въезде у шлагбаума и на стойке консьержа их останавливали, уточняя, к кому они направляются, но пропускали, не получив ответа. Коп понимал, что Елена воздействует на персонал, управляя. «Всё для безопасности себя и остальных!» – вспомнил он.

– Мы ведь есть на записи видеонаблюдения, в подъезде, да и на парковке тоже, – уточнил он, когда они поднимались в зеркальном бесшумном лифте.

– Уже нет, – покачала она головой. – Он же не дурак, такие деньги засветить в приметном чемоданчике!

Двадцать пятый этаж. Елена позвонила в одну из четырёх чёрных одинаковых дверей в светлом холле.