– Вы хорошо помните – что именно должны потребовать в первую очередь от «этих идиотов из мэрии»?

– Не волнуйтесь, господин Верховный Унгард! – включая зажигание заверил Анмайгера Панцырев. – С кем, с кем, а с этими недоделками я всегда умел находить общий язык! Валька – а это что тут в бутыли?

Я с досадой хлопнул себя по лбу:

– Ой, спасибо, что напомнили, Сергей Семенович! Это же домашняя брусничная настойка – великолепнейшая штука!! Как ее не хватало для ухи! Не мог я еще понять – чего нам для полного счастья не хватало в апарце. Эх я – лопух!

– Держи! – великодушно протянул мне бутыль генерал. – Но лучше оставь ее в апарце с Эдиком. Эдик подержит ее у себя до нашего возвращения. Я думаю – мы все вернемся. А иначе и быть не может!

Генерал захлопнул дверцу, нажал на стартер и через полминуты его джип, прощально мигнув нам красными габаритными огнями, исчез за ближайшим поворотом.

Где-то далеко, в районе, кажется, элеватора, гулко простучала длиная автоматная очередь. Почти сразу вслед за нею – еще одна, покороче. Я, Эдик и Анмайгер, не сговариваясь, переглянулись.

Аджаньга быстрым движением попеременно облизал раздвоенным языком ритмично раздувавшиеся щеки и низким гортанным голосом на наречии болотных унгардов произнес дежурную уставную фразу, принятую в вооруженных силах Алялватаски обязательно произносить перед боем. Суть произнесенного Аджаньгой объяснил Анмайгер через пару минут после того, как Аджаньга оторвал от сияющего на его груди «хиранга» одну «виноградину» и отправил ее в широко раскрывшуюся пасть. Мы явственно слышали, как капсула, заполненная светом настоящего солнца Алялватаски, с шуршанием опустилась по длиному пищеводу унгарда и, попав в желудок, ее оболочка, видимо, мгновенно растворилась желудочным соком, так как Аджаньга рухнул на колени, а из его пасти почти сразу вырвался сноп ярчайшего золотистого света и желтого пара, приобретавшего при попадании на траву полужидкую консистенцию.

И я, и майор Стрельцов оторопело смотрели на подавившегося куском родного солнца Аджаньгу и нисколько не сомневались уже, что он что-то напутал, и ему приходит конец. Но цыганское лицо Анмайгера оставалось бесстрастным и мы успокоились относительно физического состояния Аджаньги, чей могучий организм, на самом деле, полным ходом заряжал сейчас свои основные жизненные системы энергией рассосавшейся в нем капсулы «хиранга».

Затем Аджаньга сел на корточки, обхватил колени руками и по колечкам и квадратикам кольчуги унгарда заискрили тысячи крохотных ярко-голубых молний. В воздухе сильно запахло озоном, на Аджаньгу стало больно смотреть, я плотно зажмурил глаза и думаю, что то же самое вынуждены были сделать и остальные, включая Анмайгера. Когда мы открыли глаза, то не увидели даже самого малейшего следа от Аджаньги, лишь витал еще в воздухе слабый запах озона и, словно бы, едва слышимый и невидимый вихрь с большой скоростью удалялся по улочке вслед за умчавшимся джипом генерала Панцырева.

– Ну, вот и все – Аджаньгу, при любом исходе операции, мы больше никогда не увидим, – несколько печально произнес Анмайгер. – Теперь настала наша очередь выдвигаться, Валентин.

– Мне, действительно, нужно обязательно оставаться в апарце? – со слабой надеждой в голосе на то, что услышит отрицательный ответ, спросил майор Стрельцов.

– Мы, кажется, все уже подробно обсудили – ты обязан оставаться и охранять Колодец Апарца! – нетерпеливо повторил свое прежнее строгое распоряжение Верховный Унгард. – Оттуда в любой момент могут вынырнуть самые неожиданные гости, способные осложнить нам и, без того, почти безнадежную ситуацию.

– Слушаюсь, господин Верховный Унгард! – инстинктивно вытянул руки по швам Эдик. – От себя лично желаю вам удачи и надеюсь на вас!

Он крепко пожал мне руку, взял за горлышко оплетенную бутыль с брусничной настойкой и шагнул к приоткрытой створке ворот крытого двора апарца.

– Эдик! Если сильно тяжело будет, то вмажь настойки – хорошая штука! – не сдержался и посоветовал я ему на прощанье.

Перед тем, как скрыться за воротами, он оглянулся и тепло улыбнулся мне на мои слова.

Мы остались втроем – Верховный Унгард Анмайгер, Виктор и я. И я, и Анмайгер принялись внимательно рассматривать продолжавшего сидеть на траве в состоянии прострации Виктора и лихорадочно думать об одном и том же…

Антону по-прежнему казалось, что наконец-то наступил его долгожданный звездный час – никогда еще ему так легко не говорилось, не складывались до сих пор в голове столь изящно и даже талантливо удивительные по образности фразеологические обороты и никто из многочисленных политических оппонентов не пытался стаскивать его с трибуны или иным способом ограничивать время выступления главы областного отделения Общественного Движения «Свобода – или ВСЁ!!!»…

… – Лично я, не знаю как вы, искренне удивляюсь – как и почему эти самые Черные Шали не появились в нашем городе гораздо раньше, если учитывать характер и сами принципы действия тех политических сил, которые уже не первый год стоят у власти в стране и области. Все вы здесь собравшиеся теряетесь в догадках: кто такие эти самые страшные и кровожадные Черные Шали, и из какой дыры они вылетели?! Что ж – я могу вам ответить, как от себя лично, так и от имени действительно народного движения «Свобода – или ВСЁ!». Черные Шали понаплодили своими длинными языками, ограниченные и продажные политики, стоявшие и продолжающие стоять у кормила власти. Пустые обещания, ежегодно вылетающие из их безответственных ртов, взяли да и превратились в чудовищ – Черных Шалей!..

В конференц-зал вбежал растрепанный и запыленный генерал-майор Панцырев. Не теряя ни секунды, Сергей Семенович бросился к трибуне, и вид генерала при этом был настолько страшен и решителен, что никогда, обычно, не терявшийся на трибуне, Антон замолчал в полном замешательстве.

– Ты все, надеюсь, сказал?! – коротко и зло бросил Антону неизвестный генерал. – Тогда свободен! – и Панцырев ощутимо помог растерявшемуся и замешкавшемуся Антону освободить трибуну.

– Внимание! Прошу всех внимательно меня выслушать! – не обращая специального внимания на сидевших в президиуме высших чинов ФСБ и МВД страны, генерал Панцырев поднял правую руку и легко завоевал внимание собравшихся в конференц-зале.

Панцырев говорил примерно пятнадцать минут, и вся аудитория, включая Плейтиса и Рыжевласова, слушала его затаив дыхание, с жадностью ловя каждое слово легендарного «стиксовца»…

– …Что же все-таки нам делать, господа?! Или, как правильно – товарищи?! Прошу всех желающих высказываться по очереди! – генерал армии Плейтис сильно нервничал, как, в общем-то, и все собравшиеся в конференцзале здания городской мэрии – после доклада генерал-майора Панцырева.

Плейтис стоял за высокой трибуной, на лицевой стороне которой гордо сверкал серебром и золотом витиеватый городской герб. Выражение лица Директора ФСБ очень точно отражало его внутреннее состояние, и он уже, практически, не мог взять себя в руки.