Косая зарубка этого удара до сих пор красуется на латнире…

Тотай сощурил темные веки.

Короткая весна переходила в знойное лето. Ветер, овевавший лицо, становился все жарче и в этом было свое удовольствие. Зима в степи жестока, и все успели соскучиться по лету. Ветер мягко трепал разнотравье – оно стлалось, сколь хватало глаз, простираясь югу до самого Балианнара и дальше по всей Эбирройской равнине. Ближе к реке, там, где начинались линии ловушек, травы были сочнее и выше. Глаза дромов всегда смотрели в том направлении, но их и близко туда не подпускали.

«Не трожь латнир б'рванца!» – шептали взбешенные варвары…

Однако, после падения ю'Линнора и замирения с неистовым Хуураданом, никто и не думал трогать б'Рван. Сам выбирал б'Рван, кого ему тронуть, а кого оставить в покое. И выбор падал не на одних только с'энфарпов. По большому счету, б'Рвану не было дела до лесников, их некорчеванных земель и непригодных для полей мрачных лесов.

Клан нуждался только в рабах.

Ю'Линнорцы и с'энфарпы, болотные йарбы и тощие южные а'пелане – все рано или поздно оказывались в невольничьих загонах. Охотничьи вылазки б'рванских отрядов приносили много «дичи» и редко бывали неудачными. Но среди пленников всегда было больше с'энфарпов, леса просто кишели ими.

Тотай-Тору продолжал смотреть вдаль. Что-то неотвратимо зрело в густых лесах, глухо бурлило там – злое, яростное. Вчера ночью над щеточкой деревьев снова были видны длинные дымы – всего лишь три. Их станет больше, они будут гореть каждую ночь, пока в один из таких же ясных дней ненависть и ярость не сплавит варваров в единый кулак, и эта ярость хлынет неудержимой волной через реку на травянистый берег б'Рвана. Они будут жаждать крови, и потому не испугаются пролить свою, как бы дорога ни оказалась цена. Их снова будет много, неистово много…

«Хорошо быть в лесу», – с внезапной завистью подумал Тотай. – «Хорошо прятаться под кронами деревьев…»

Он отвернулся от сиреневой дали северо-востока, чувствуя раздражение. Тревожное ощущение осталось таким же неясным. С'энфарпы его не интересовали. Плохо, если он всего лишь предчувствовал нападения их орды. С бессознательной опаской взглянул на небо – глубокое, чистое. У б'Рвана было два проклятия – открытое широкое небо… И открытая широкая степь…

– Хо! – резко выкрикнул Тотай, дернув поводья.

И пригнулся в кожаной люльке, компенсируя могучий прыжок дрома. Отряд за его плечами мгновенно сорвался с места, беспрекословно следуя за своим элитаром, раздирая воздух грохотом дромовой скачки.

Следующие несколько дней Дар провел в капитанском Круге Сердца.

Шарки был ценным информатором – он не уставал, отвечая на бесконечные и жадные вопросы Дара. И все же выуживать знания об окружающем мире было нелегко – каждый второй ответ зацеплял сферу незнакомых понятий и вещей, и в свою очередь рождал лавину новых вопросов. Дар выслушивал устные соображения шарки, смотрел моделируемые проекции, видеозаписи из прошлого. Он знакомился с технологией и техникой, наукой и космогонией, политикой и управлением, историей звездной экспансии и сопутствующих ей войн. Сейчас ему уже было жаль, что в своей земной ипостаси он отринул факультативы ксенологии, теперь бы это пригодилось. Ему постепенно открывался колоссальный мир, громадный и сложный, трогательно красивый и бестрепетно жестокий.

Дар получил также познания в областях, разбираться в которых ему было положено по чину корхогга. Шарки показал общее устройство и функционирование «Карасса», познакомил с принципами и практическими приемами управления лодкой. Дару были предоставлены знания о навигации, ходовых возможностях и боевом потенциале этого судна, и вкратце остальных судов тангров и их противников. Его познакомили с базовыми понятиями военных доктрин и фундаментальными основами мирного существования Верви сопротивления. Вдобавок подбросили принципы «данированных» скачков технологического развития, но это уже было скорее из области философии. Дали представление о цнбр-тангровом жизненном симбиозе, и весьма схематично – о дэхр-шаркиевом генетическом взаимодействии.

Дар не чувствовал как проходит время – лишь иногда замечал крайнюю измотанность, когда голова уже не могла впитать и бита новой информации. Насыщение знаниями порой превышало критический предел, и мозги зашкаливали, начиная сбиваться. Он ни разу толком не спал, но они с шарки временами прерывали беседы, и Дар отправлялся к цнбр. Впрочем та-атсин, как тангры называли состояние соединения с травой, возмещал и глубокий сон, и освежающие мероприятия. Там были странные периоды беспамятства, о которых Дар не имел никаких воспоминаний. Осторожно снимая с себя нити цнбр после таких провалов сознания он каждый раз спрашивал себя, насколько глубоко внутрь проникала трава – и тела и памяти. Интересно что голода он не ощущал абсолютно, хотя ни к какой пище на борту «Карасса» не прикасался ни разу. Видимо влияние цнбр на его тело, уровень соединения растения и тангра был куда серьезнее, чем он предполагал раньше. Вслед за Ю-махо он мог бы сейчас сказать: «махо не едят чтобы жить!» Голова после таких сеансов становилась кристально ясной, и он был снова готов продолжать упорные бдения в Круге Сердца.

И наконец пришло время, когда накопление информации закончилось.

Поднявшись после очередного сеанса с цнбр, пройдя деревянную «дверь травы» Дар вдруг отчетливо понял: сегодня он примет решение о дальнейшем. Затягивать не имело смысла. Хотя он лишь дотронулся до верхушки айсберга информации о мире, в котором оказался – тянуть больше нельзя!

Изменив привычный маршрут – от оранжереи с цнбр до капитанского Круг-Сердца – Дар добрался до каюты, которую назвал «столовкой». Он набрел на это местечко когда исследовал территорию звездолета. По сообщению шарки экипаж «Карасса» тут ел и занимался личной гигиеной. Отдельной каюты для употребления пищи тангры не держали, видимо не считая процесс питания развлечением, какое создали себе из этого люди. Десяток ровных металлических столов, секционные шкафчики в стенах, надписи которых были неясными каракулями. Дар особо не интересовался – трудно было рассчитывать, что за тысячелетия простоя звездолета в них могла сохраниться пригодная еда. По крайней мере экспериментировать с этим он не собирался. Однако питье все же было – шеренги квадратных «бутылок», очень сочетающихся с квадратными значками на них. Услужливая память вежливо напомнила что не припоминает случаев ухудшения качества крепких напитков от срока хранения. После некоторого колебания Дар решил проверить догадку. Пока он открывал «бутыль», шарки несколько раз предупредил, что попав внутрь тела «ори-оли» способна повлиять на рассудочный компонент его сознания. Дара, конечно, это не остановило – шарки пришлось сделать анализ пойла и подтвердить что там нет ничего кардинально опасного для здоровья. Начал, конечно, мямлить опять про временные трудности с логикой и т. д. Ори-оли или не ори-оли – кто такой шарки чтобы указывать корхогг-хозяину?! Жидкость конечно же оказалась простой выпивкой, что стало ясно еще по запаху, вытекшему из открытого куба. Не бог весть что, кстати. Пятьдесят выпитых граммов подтвердили все его алкогольные предположения. Штучка была куда крепче туземной дробы.