Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Слуга объявил о появлении Лонгина. Император, возлежавший на ложе с подушками из красной кожи, оценивающе глянул на гостя: на вид около шестидесяти лет, широкоплечий, голова с большими залысинами, чёрная борода, ухоженная и, возможно, крашеная. Одежда, принятая у римских греков, — шерстяная тога и кожаные сапоги с ремнями до колен. Лонгин нерешительно остановился входа, не имея понятия, чего ожидать дальше. Вежливо произнёс:
— Приветствую тебя, император! Я прибыл в Рим с поручением своей царицы Зенобии, регента сына, царя Вабааллата. Я полагаю, письмо у тебя, и меня позвали, чтобы дать ответ.
Аврелиан неожиданно рассмеялся:
— Не торопи события! Ведь они могут оказаться не угодными для царицы! — И указал на ложе напротив. — Прежде мы поговорим о разных вещах, чтобы ответ был уместным. Не так ли, советник?
Гость неспешно и с достоинством занял место, хотя его по-прежнему беспокоила мысль о том, чего ему ожидать. Император поспешил уточнить:
— С ответом, Кассий Лонгин, я спешить не буду. Кроме меня в Риме есть уважаемые люди, кому тоже надлежит знать содержание письма царицы. К примеру, Сенат. Я же сегодня намерен познакомиться не с посланцем Зенобии, а с греческим мудрецом, советы которого так ценятся в Пальмире. Наслышан, наслышан!
— Я буду чувствовать себя самым счастливым человеком в мире, император, если ход моих мыслей подскажет верный путь твоим деяниям во благо Великого Рима! — с достоинством ответил гость. — Великие римляне часто прислушивались к речам греческих философов. Родосец Посидоний посетил Мария в качестве посла и дал много советов. Аполлоний Молон приезжал в Рим от Родоса к Сулле и был ему полезен. На Лесбосе к Помпею приходил Кратипп, у него же обучался и Брут, удалившийся в Афины после убийства Цезаря. Цицерон увлёкся политической жизнью после встречи с Антиохом Аскалон-ским.
— Вот и я окажусь среди тех великих римлян, кто услышит мудрые речи греков, — пошутил Аврелиан. — Но сначала предлагаю, как говорят греки, разделить со мной трапезу. А чтобы сложился разговор, предлагаю испробовать чашу-другую вина.
Лонгин был рад такому началу, согласно кивнул головой.
— У меня замечательные вина, — продолжал император. — Но сегодня пробуем фалернское. Сейчас принесут.
Появился слуга с двумя прозрачными кубками. Второй слуга вынес стеклянную амфору, сквозь стенки которой проглядывалась жидкость цвета янтаря.
— Для фалернского вина нужна прозрачная посуда. Другая будет неуместна, — пояснил Аврелиан и показал дощечку, завязанную шёлковой ниткой на горле амфоры, с надписями красной тушью.
— Посмотри, здесь записано: „Фалернское Петрония“. Гай Петроний был префектом Кампании сто лет назад. Значит, вино сделано из плодов урожая года его службы.
Аврелиан торжественно произнёс:
— А это означает, Кассий Лонгин, что мы будем пить столетнее вино!
Лонгин в восхищении поднял брови и тут же нашёл что ответить:
— Ваш Плиний говорил про фалернское, что настоящее вино должно жить дольше, чем живёт человек.
Пока виночерпий с бережливостью разливал по кубкам драгоценный напиток, воздух наполнился стойким ароматом египетских роз…
Аврелиан зажёг лучину от светильника и поднёс к своему кубку. На поверхности вспыхнуло голубоватое свечение.
— Видишь, насколько крепкое вино? Я слышал, греки портят сей прекрасный напиток Бахуса тем, что разбавляют водой. Не советую!
После непринужденного начала разговора император затронул главное, что он считал:
— Боги дали мне удачу в сражениях с врагами Рима. Военное дело полководцу хорошо знакомо. Но я ещё император, на мне много других обязанностей. Например, хочу, чтобы при моём правлении римский народ чувствовал себя счастливой нацией. Ты философ — можешь сказать, как определить, в чём оно, счастье народное?
До этого момента гость сомневался, зачем его пригласили к императору. Теперь понял.
— Твой народ будет счастлив, если ощутит на себе заботу, которая заключается в поддержании процветания Рима и благополучия твоих подданных. От правителя народ ожидает справедливого управления.
— Что ты так называешь?
— Говорили мудрецы греческие, что при справедливом правителе у каждого подданного имеются одинаковые возможности доступа к счастливой жизни.
Лонгин понимал, что его слова могут быть неправильно поняты императором. Он рисковал, но в нём уже проснулся дремавший ораторский пыл:
— Но этого можно добиться мудрым правлением, на чём настаивал Платон. Когда правитель знает, что есть добро и что есть зло, что справедливо и что несправедливо, что благоразумие и что неблагоразумие. Но это наступит тогда, когда власть и философия сольются воедино, то есть когда правитель советуется с философом.
Лонгин замолчал, давая императору время обдумать его слова. Появились двое рабов с подносом, на котором возвышался большой кусок жареного мяса, дышащего жаром и ароматом пряностей. Впереди шествовал, судя по важному виду и неестественно румяному лицу, повар. Он вытащил из-за пояса длинный нож и с ловкостью стал нарезать тонкие ломтики, сочившиеся жирным соком. С осторожностью и так же ловко подал ножом каждому сотрапезнику…
Аврелиан в еде был непритязателен: ел всё, что приготовит повар, с которым не расставался много лет. Мясо, чаще свинину, употреблял охотней всего и с особенным наслаждением. Гость тоже ел с удовольствием, что нравилось императору.
После того как сотрапезники разделались со свининой, Аврелиан продолжил:
— Можешь объяснить как философ, почему варвары не признают превосходства римлян над собой, в то время как римская империя объединила десятки, сотни варварских племён и народов? Римляне несут всем культуру, заботятся о процветании их земель. В Римской империи все народы живут по единым законам, под защитой римской армии и при покровительстве императора.
— Император, я благодарен за вопрос как философу и потому отвечаю как философ. Поскольку это позволяет мне говорить истину. Среди народов, которых римляне называют варварами, есть мой народ, что не совсем правильно. У каждого народа есть понятие обязательной свободы они защищают её упорно, а если лишаются, то по вине римлян. Даже при покровительстве Рима они отказываются забыть о своей свободе. И если бы римляне не обладали исключительной доблестью, им никогда не удалось бы покорить тех варваров.
Аврелиан с удивительным спокойствием выслушал грека, затем, похоже, согласился:
— Ты прав! У каждого народа существует своё понятие свободы, и оно часто не совпадает с тем, что думают об этом римляне.
Пришло время десерта. Слуги принесли плетёные корзинки с печеньем, орехами, миндалём и засахаренными фруктами. Вместо кубков подали серебряные бокалы.
— А что в Пальмире говорят о римлянах? — неожиданно спросил Аврелиан после того, как гость попробовал густого и сладкого вина из Кипра. — Надеюсь, твоя царица благодарна за моё покровительство?
Лонгин был дружелюбен и спокоен, хотя голос