дела, руководство службы решило сделать вид, будто тебя никогда и не было.

— Это как?! — вскинулся Дивин. — Я не понимаю!

— Не нужен ты нам, паря, — горько усмехнулся старик. — Лишние хлопоты никому не интересны. Пара теоретиков загорелась, было, твоей проблемой, кинулись искать ее решение, а им сверху по шапке — на каком основании нарушаете установленный график и используете лабораторные мощности не по назначению? Они и увяли.

— То есть, вы появились, чтобы поставить меня об этом в известность и уйти?

— Да, — очень спокойно ответил Махров. — Разумеется, если мы вдруг случайно все же наткнемся на твой мир и ты к тому времени еще будешь жив, то служба постарается помочь вернуться.

— Что-то не верится в подобную щедрость, — криво улыбнулся экспат. — Император за меня вряд ли заплатит. К тому же, я в этом случае мгновенно стану нежелательным свидетелем, который может рассказать о вашей деятельности.

— Умный мальчик, — благосклонно кивнул Махров. — Но мы обычно после разведки выходим на контакт с главами наиболее могущественных государств. Так работать проще. Налаживаем взаимовыгодный обмен и все довольны. А твое возвращение покажет чистоту наших намерений. То есть, станет лишним козырем на переговорах. Бизнес, сержант Дивайн, только бизнес и ничего личного.

— Сейчас-то мне что делать?

— А что хочешь, — равнодушно ответил старик. — Я ведь сказал, про тебя велено забыть до поры до времени. Если честно, то процент того, что ты и правда нам когда-нибудь понадобишься, ничтожно мал. Поэтому... воюй спокойно, лейтенант! Воюй так, как умеешь, делай, что хочешь. Есть только один запрет: попытаешься выйти на руководство СССР или какой-нибудь другой страны и раскрыть свое истинное лицо, мы тебя сразу же уничтожим. В реальной жизни, знаешь ли, все не так, как в фантастических романах про всяких-разных умников, которые сумели переместиться во времени и толпами рвутся на прием к Сталину, чтобы в обязательном порядке грохнуть Хрущева, перепеть Высоцкого и замастырить командирскую башенку на Т-34. И им это сходит с рук. Не бывает такого. Коррекция времени — дело серьезное, дилетантам в нем нет места. Ну-ну, не делай такую кислую рожу! Жизнь — это уже довольно много.

— «Она дается один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подлое и мелочное прошлое и чтобы умирая смог сказать: вся жизнь и все силы отданы самому прекрасному — борьбе за освобождение человечества», — с горькой иронией процитировал экспат. — Я читал Островского.

— Ага, можно и так, — ухмыльнулся Махров. — Это уже дело вкуса каждого отдельно взятого индивидуума. Но, кстати, если хочешь, я могу немного просветить тебя насчет дальнейшего хода войны и подсказать кое-какие идеи для более успешной борьбы с гитлеровцами.

— С чего такая щедрость? — подозрительно осведомился Григорий. — У меня ничего нет, заплатить не смогу!

— А, гулять, так гулять! — решительно воскликнул дед. — Считай, что это небольшой комплимент от шеф-повара, ну, то есть, извинение от службы и от меня лично. Ну не люблю я фрицев! — Он особым образом нажал на головку своих наручных часов и из них вырвался луч света, ударил в стену рядом с экспатом и развернулся в прямоугольную картинку. — Пересаживайся ко мне, — хлопнул по кровати рядом с собой Махров. — Отсюда удобнее смотреть. И свет выключи, заодно.

Дивин пару секунд подумал, а потом решительно поднялся. Зрело у него подспудное убеждение, что вредный старикан недоговаривает что-то. С виду вроде бы все, как на ладони — честно и открыто, а вот сидела занозой мыслишка, что имеется в словах Махрова некий изъян. А самое обидное, что дед явно умышленно выстроил весь разговор таким образом, чтобы экспат не мог все хорошенько обдумать. С какой целью? Вариантов тьма.

Первое, что приходит на ум — это явное несоответствие между первоначальным запретом на вмешательство в ход истории и последующим карт-бланшем как раз на подобные действия. Может быть, плюнуть на последствия и попытаться скрутить его, прижать к стенке, взять за горло и вытрясти информацию? Григорий покосился на сидящего рядом человека.

— Не майся дурью, — с ленцой посоветовал тот, даже не повернув голову в его сторону. — Только здоровье понапрасну попортишь. И вообще, смотри лучше и запоминай, что я тебе показываю, повторять по сто раз не буду! Значит, 5 июля начнется сражение на Курской дуге. Силы противоборствующих сторон...

Просидели они почти до утра. Кто другой может и плюнул бы на все, сдался и отказался слушать, но экспат с его феноменальной памятью жадно впитывал бесценную информацию, словно губка. Иногда он просил сделать небольшой перерыв и сидел с закрытыми глазами, раскладывая данные в голове по полочкам. Махров, когда лейтенант попросил тайм-аут в первый раз, ушел ненадолго из номера, а потом вернулся с пыхтящим чайником и бумажным кульком с заваркой.

— Стаканы наблюдаю, а сахар у тебя есть? — спросил он у Григория. — Люблю, знаешь ли, крепкий и сладкий чай.

— В «сидоре» гляньте, — рассеянно ответил Дивин. — Где-то у меня был там небольшой кусок. В тряпицу завернут. Кстати, а потом не могли бы чуть поподробнее остановиться на советских радиолокаторах. РУС-2, верно?

— Точно, «Редут». Да не вопрос, остановлюсь. Хотя, мой тебе совет, сосредоточься лучше на своих прямых обязанностях, как летчика-штурмовика. Давай я тебе прокручу наработки наших самых известных пилотов?

— Если не возражаете, то немного погодя, — попросил лейтенант. — Я обязательно посмотрю, но сначала хочу разобраться кое в чем. Есть кое-какие мыслишки, но необходимо проверить, смогу ли я их реализовать при нынешнем уровне развития техники.

— Твое дело, — пожал плечами Махров. — Тебе с этим жить.

Глава 12

Мотало в кузове раздолбанной полуторки нещадно. Совершив в очередной раз малоприятное путешествие от борта к борту, Григорий не выдержал и забарабанил по кабине.

— Стой! Да стой же ты, зараза, кому говорят!

Под капотом полуторки что-то заскрежетало, она дернулась, подпрыгнула на очередном ухабе и медленно остановилась. Скрипнула дверь и из кабины высунулся чумазый шофер.

— Что случилось, товарищ лейтенант?

— Ничего, — проворчал экспат. — Я дальше пешком пойду.

— Так темнеет уже, — изумленно вытаращил на него глаза боец. —