Другое дело, что в этом бизнесе, как и во всяком другом, были свои нюансы. И Патрисио вынужден был признать, что Ракель – случай особый.

Знает он ее уже пять лет. Она была сиротой, приехала без документов. Те, кто ее продавал, сказали только, что зовут ее Ракель и что она обязана работать, не получая ни гроша. Ему эти секреты были до лампочки: если бо`льшая часть девчонок, которые попадали в его руки, не имели прошлого, хотя и помнили о нем, то что ему было за дело, если одна из них начисто свое забыла? Как только он ее увидел, сразу взял под защиту, включая и то, что было при ней, и, хотя вначале ему казалось, что он просчитался, девица в конце концов обошлась ему задешево. Он ни разу не раскаялся в том, что принял ее. Ракель была единственной и неповторимой – и поэтому она была его. Патрисио не дарил цепочку с кулоном, на котором выгравировано его имя, каждой принятой девушке, даже Сильвине, его нынешней подруге, пронырливой и благодарной девахе, но ведь Ракель была совсем другое – единственная в своем роде, высшего сорта, покорное и прекрасное животное, конфетка, что тут скажешь. Держать ее при себе стоило недешево, но она была совершенством. Не только ее тело, фигура, место которой на подиуме, однако с нужными округлостями во всех тех местах, где почти все ей подобные оказывались плоскими, как гладильная доска, но также и ее характер. Ее товарки были либо развратными, либо мятежными, но у кого было то, что отличало Ракель? Ведь она родилась, чтобы повиноваться.

«И что с тобой творится, когда дело касается венгерки, Патрисио? Она не идет у тебя из головы».

В точку. Он был одержим этой девушкой. Просыпался по ночам, когда ему снилось, что она делает с ним что-то ужасное. Он понятия не имел о настоящей причине этих снов, ведь и его матушка, и Господь Бог, оба прекрасно знали, что он, в отличие от некоторых его клиентов, садистом не был. В юности было дело – убил своими руками мужика, который выколол глаза собаке. Ненужная боль вовсе ему не нравилась, тем более когда речь шла о животных или женщинах. Но с Ракелью все выходило по-другому.

Вообще-то, эта попытка мятежа ему даже чем-то понравилась. Не слишком, конечно. Но отчасти. Как раз чтобы он получил право поставить ей новые границы.

Он вернулся в комнату и подошел к девушке со стаканом рома в руке. Ракель отвернулась.

– Эй, что это с тобой? Бить тебя я больше не стану. Хватит. Уже простил. – И погладил ее по голове. – Сегодня после обеда придешь в клуб, так?

– Да.

– А потом на свидания. На все.

– Да.

– Кстати, как тебе пришла в голову эта идиотская мысль – уйти? Кто-то присоветовал?

– Нет.

– Не ври мне.

– Я не вру.

Он ухватил ее за подбородок и приподнял лицо. Девушка моргнула, но не сделала ни малейшей попытки оттолкнуть его руку.

– Так что, значит, это твоя идея?

– Да.

– И какая тебя муха укусила?.. Смотри на меня…

Она снова заморгала. Эти туманные черные очи сводили его с ума: они были его сокровищем.

– Почему ты решила меня покинуть? Неужто Патрисио плохо с тобой обращается, не как ты того заслуживаешь?

Девушка не ответила. На мгновение, глядя на это совершенное лицо, он задался вопросом: не обманывает ли она? Но нет, невозможно. Он слишком хорошо ее знает. Ракель так же не умела врать, как летать в небесах. Это было боязливое, покорное существо, и как раз эта черта ее характера больше всего ему и нравилась. Его на самом деле продолжал удивлять ее мятеж, хотя и жалкий. Патрисио онемел от изумления утром, когда она ему позвонила. Он просто-напросто поверить не мог, что она примет подобное решение самостоятельно. Он ей доверял полностью, абсолютно. Почти все женщины, работавшие на клуб, жили либо под замком, либо под так или иначе организованным постоянным наблюдением, но Ракель – другое дело. Ее можно было посадить в клетку с шимпанзе и дать в руки ключ, будучи уверенным, что она никогда без разрешения не выйдет, в этом он не сомневался. Нет, не просто так он поселил ее в этой отдельной квартире. И при всем при этом теперь… Что произошло? Ему показалось… Да, он почти мог поклясться, что она изменилась… Какое-то едва заметное изменение, но оно от него не ускользнуло. Может, более решительная? Более своевольная? Возможно, дружком обзавелась в своем эмигрантском квартале?

Как бы то ни было, необходимо было застраховаться – чтобы такое больше не повторилось. Она, конечно, знает, что с ней будет в случае пренебрежения правилами клуба, но при всем при этом он не может рисковать и оставить все как есть, не подкрутив гайки. «Думай, будь рассудителен, Патрисио», – говаривала ему матушка.

Вдруг он о чем-то вспомнил:

– Ах черт, мой кофе!

Но, придя на кухню, убедился, что турка едва нагрелась.

«Дерьмовая конфорка».

И снова плеснул в стакан рома. Теперь он уже знал, что надо делать. Ей, конечно, не понравится, но придется смириться. Принять меры, чтобы затоптать последние искры внезапно вспыхнувшего мятежа, было необходимо.

Девушка проследила за тем, как он направился в кухню, не сдвинувшись с места, не сказав ни слова, оставаясь на полу все в той же позе зародыша. У нее болела разбитая губа и живот, там, куда он ударил, но более всего ее терзало другое: как же могла она подумать, что он позволит ей уйти? Неужели она могла оказаться такой дурой?

Понятно, что не нужно было никому сообщать о своих намерениях. Сейчас она хотела только одного: чтобы он перестал сердиться. Она сделает для этого все, что от нее зависит. А позже, когда он оставит ее в покое, осуществит свой план. Она задумала уехать как можно дальше и тихо пожить, не высовываясь, какое-то время, пока ему не наскучит ее искать. А потом она уедет еще дальше. И Патрисио больше никогда ее не увидит.

Все оказалось не так ужасно, как она опасалась. Когда на нее обрушился первый удар кулаком, она укрылась в своей воображаемой огненной могиле. Сопротивляться не стала: подумала, что он ее убьет, и почти этого хотела. Став женщиной, лежащей в могиле, она едва ощутила боль. Теперь было нужно только одно: чтобы он думал, что все опять как раньше. Она была готова подчиниться ему. На время.

Увидела, что он возвращается к ней со стаканом в руке. Прикрыла глаза:

– Я научил тебя много чему, но кое-что тебе еще нужно освоить.

Она ничего не сказала. Мужчина подошел:

– Ты умница, Ракель. Не слушай того, что болтают эти дерьмовые клиенты… Верь только мне: ты не похожа на большинство девушек, ты – умницa. Но чтобы продолжать быть умницей, нужно потерпеть. Как будет «умница» по-венгерски?

– Не знаю.

– Это меня не удивляет. – Патрисио провел рукой по бритой голове, отирая пот. – Для начала я кое-что тебе скажу. – И выдал неожиданный вердикт.

Эта фраза обрушилась на нее, как кулак несколькими минутами раньше. Но на этот раз она поняла, что никакая воображаемая могила не сможет защитить ее от подобного удара. Она подняла голову и уставилась на него полными ужаса глазами.