очень-то нравилась. Басма говорила, что они вредят здоровью. Но прошел месяц, месячные не пришли, и боли правда не было. Ура! Однако мое тело, видимо, решило, что я беременна – я сильно располнела, у меня округлились щеки и бедра, увеличилась грудь. Я выглядела довольно толстой, такой резкий скачок веса казался неестественным. Я решила, что это неправильно, и забросила таблетки. Уж лучше потерпеть боль. И мне действительно пришлось – с отменой таблеток они возобновились и стали еще хуже.

Я понимала, к чему она клонит: я не должна трепаться об обрезании. Это наш африканский обычай, и нечего белым совать туда свой нос.

Через пару месяцев я обратилась к другому врачу, но он снова посоветовал мне противозачаточные. Я объяснила, что уже пила их, но они вызывают неприятные побочные эффекты. Но и жить дальше я тоже так не могу – каждый раз просто хочется лечь и умереть, лишь бы не чувствовать эту боль. Не бывает ли другого решения проблемы?

– Милочка, ну а вы как хотели? Если женщина принимает таблетки, то менструация прекращается, а вместе с ней и боль. Когда есть месячные, боль возвращается. Тут уж выбирайте.

Третий врач рассказал мне то же самое, и я задумалась, правильно ли я все делаю. Наверное, должен быть какой-то другой выход.

– Тетя, может быть, есть какой-то специальный врач?

– Нет! И кстати, что ты такого им всем рассказываешь? – Тетя смотрела на меня недоверчиво.

– Да ничего такого, просто описываю ощущения.

Я понимала, к чему она клонит: я не должна трепаться об обрезании. Это наш африканский обычай, и нечего белым совать туда свой нос.

Тут-то я и поняла, что как раз таки обрезание может быть причиной моих страшных болей. Нужно что-то с этим сделать, иначе я так и буду на треть месяца валяться полумертвая, ощущая себя инвалидом. Вместе с тем я понимала, что семья за такое меня точно не похвалит. Тогда я решила, что должна навестить врача тайком.

Я решила, что могу довериться первому врачу, доктору Макрею. Сразу попасть к нему на прием мне не удалось, пришлось ждать своей очереди. Через месяц, придумав какую-то отговорку для тети, почему мне нужно выйти из дома, я отправилась в больницу.

– Доктор, я на первом приеме не все вам рассказала. Понимаете, я родом из Сомали… и я… – Объяснить свою тайну на ломаном английском было очень сложно. – Понимаете, меня обрезали.

Он сразу все понял и тут же прервал мою сбивчивую речь:

– Переоденьтесь, мне нужно вас осмотреть. Не бойтесь, это не страшно и совсем не больно.

Он вызвал медсестру, и та показала, где я могу переодеться в специальный халат.

Мы вернулись в смотровой кабинет, а я мысленно спрашивала себя: «Господи, Варис, во что ты снова вляпалась?» Одна только мысль о том, что мне сейчас предстоит раздвинуть ноги и позволить белому мужчине увидеть мой самый большой секрет, приводила меня в ужас. Это абсолютный позор.

– Пожалуйста, успокойтесь. Все хорошо, не бойтесь. Я врач, и вот медсестра рядом. Ну же…

Я обернулась на сестру и увидела, что она стоит совсем рядом и ободряюще улыбается мне. Это меня немного расслабило, и я сдалась. Старалась просто думать о чем-то приятном, например о своих козочках и как славно я проводила с ними время в пустыне.

Врач закончил осмотр и попросил сестру узнать, есть ли в больнице кто-нибудь, разговаривающий на сомалийском. По иронии судьбы, они смогли найти только мужчину. «Класс! – подумала я про себя. – Лучше и не придумаешь. Только мне не хватало обсуждать такие жуткие детали с мужчиной, к тому же сомалийцем!»

– Скажите девушке, – начал доктор Макрей, – что ей слишком много зашили. Я вообще не могу понять, как она все это время так жила. Ей срочно требуется операция, затягивать нельзя.

Я тут же увидела, как изменилось лицо этого сомалийца. Он насупился и сердито взглянул на врача. Я немножко понимала по-английски и по реакции соотечественника поняла, к чему клонит доктор.

– Если тебе так хочется, доктор говорит, что они могут тебя расшить. Но ты же понимаешь, да, что это неправильно? Ты пойдешь против наших традиций. Твоя семья знает, что ты здесь?

– Нет, я никому не говорила.

– А с кем ты живешь?

– С дядей и тетей.

– И они не в курсе, верно?

– Нет.

– Что ж, тогда им сообщу об этом я.

«Ну да, что еще мог сказать африканец. Спасибо, дружок».

Доктор объяснил, что не может прооперировать меня прямо сейчас, я должна записаться в очередь. Здесь я поняла, что ничегошеньки у меня не получится – пока подойдет мой срок, тетя обязательно обо всем узнает.

– Да, да, спасибо! Я так и сделаю, запишусь.

Я, конечно, этого не сделала, и вот прошел уже год.

Я позвонила в больницу сразу же, как уехали мои родственники, и мне сказали, что ближайшая свободная дата только через два месяца. Все это время, пока я ждала «дня икс», я бесконечно прокручивала в голове воспоминания об обрезании. Мне казалось, что эта операция будет такой же жуткой, и с каждым разом все сильнее убеждалась, что дважды вытерпеть такое я не смогу. В назначенный день я просто не пришла в больницу.

Но сейчас моя жизнь очень зависела от работы. Я не могла себе позволить валяться овощем десять дней в месяц – меня бы просто выгнали. Я держалась как могла, но подруги видели, что со мной что-то не то. Да и Мэрилин постоянно приставала с расспросами. В итоге я рассказала ей, что еще ребенком в Сомали я прошла через процедуру обрезания.

Но Мэрилин не понимала, что это такое, – она родилась и выросла в Лондоне, и даже не слышала о таком зверстве.

– Подожди, Варис, я все никак не пойму. Что тебе такое отрезали? То или это? Или все? Покажи, я не понимаю.

Как-то раз я не выдержала, спустила трусики и показала, что мне такое отрезали. Ее шокированное лицо навсегда останется у меня в памяти. Она отвернулась, пряча от меня слезы. Меня очень расстроила такая реакция – я привыкла к себе такой и не думала, что это может вызвать такие сильные эмоции.

– Варис, скажи, ты хоть что-то чувствуешь?

– Ты о чем?

– Ох, понимаешь… – Она грустно покачала головой. – Ты помнишь себя в детстве? Какой ты была до того, как это с тобой сделали?

– Да.

– Ну вот я и сейчас выгляжу так же. А ты совсем-совсем другая.

Мне казалось, что эта операция будет такой же жуткой, и с каждым разом все сильнее убеждалась, что дважды вытерпеть такое я не смогу. В назначенный день я просто не пришла в больницу.

После разговора с Мэрилин я окончательно поняла, что, к счастью, не все женщины такие же счастливицы, как я. Сейчас я точно знала, что сильно отличаюсь от других. Я не хотела, чтобы кто-то пережил то же, но все-таки страдать, когда другие избавлены от этого, мне не хотелось.

– То есть ни с тобой, ни с твоей мамой такого не делали?

Мэрилин снова расплакалась:

– Варис, это же ужасно! Я просто не могу поверить, что кто-то способен на такой поступок.

– Прошу, не плачь. Меня очень расстраивают твои слезы. Не стоит.

– Но мне так горько и обидно за тебя. Я так зла! Я отчасти плачу от того, что не могу поверить, что в мире есть настолько жестокие люди.

Несколько минут мы сидели молча, думая каждая о своем. Мэрилин периодически всхлипывала. А потом я решила,