Это не совсем та реакция, на которую я рассчитывал. Она выглядит шокированной, но не совсем довольной. Ревность, которая горит во мне зеленым пламенем, заставляет меня задуматься, не связана ли она с мальчиком-серфером по другую сторону стола.

— Я решил зайти и поздороваться. Я был в городе. — Моя челюсть сжимается, и я чувствую, как подрагивает маленькая мышца. — Но я вижу, что ты занята.

Ее глаза сужаются. Она проницательнее, чем я думал, и я вижу, что она догадывается о моей реакции.

— Уже ухожу. — Слова прозвучали холоднее, чем я хотел, и я вижу, как напряглось лицо Эммы.

— Брендан, дашь нам минутку? — Ее голос тоже холодный, и я вспоминаю ее гнев прошлой ночью, когда она кричала на меня за то, что я сделал с Рико. Я привык к женщинам, которые являются увядающими цветами, которые сделают все, что я захочу, в обмен на то, что я могу сделать для них, которые живут только для того, чтобы угодить.

Эмма не похожа ни на одну из них, и это сводит меня с ума.

Она бросает на меня взгляд и дергает головой в сторону полуоткрытой двери слева от нее.

— Пойдем со мной. — В ее голосе нет ни вопроса, ни предложения. Она требует, чтобы я пошел с ней, и, как ни странно, я иду за ней.

Эмма ведет меня в комнату отдыха и плотно закрывает за нами дверь. Она на несколько дюймов ниже меня, но то, как она смотрит на меня с таким свирепым выражением лица, как будто сокращает этот разрыв, и мне кажется, что она смотрит мне прямо в лицо. Я не ненавижу это так, как должен бы.

— Почему ты здесь? — Она почти выплевывает слова, и это звучит так, будто она искренне злится, что я появился.

— Я хотел тебя увидеть. — Пожимаю плечами я, говоря это так непринужденно, как только могу. Меньше всего мне хочется, чтобы она знала, что желание навестить ее было почти вынужденным, как будто я не мог остановиться.

— Чушь собачья. — Она скрещивает руки на груди. — Ты хотел меня проверить.

Так ли это? Хотел ли я убедиться, что с ней все в порядке? Что Рико не преследует ее? А что я ожидал увидеть?

Уж точно не ее флирт с другим мужчиной.

И уж точно я не могу сказать ей, что мне хотелось увидеть ее лицо, когда я неожиданно появился, чтобы попытаться разгадать истинную природу ее чувств ко мне после нашей общей ночи, а не только то, что она хочет, чтобы я увидел.

— Я вижу, что с тобой все в порядке. — Моя челюсть сжимается. — Ты рассказала Брендану о том, что мы делали вместе? — Я стараюсь, чтобы ревность не окрасила мой тон, но это невозможно.

— Нет. — Она говорит это прямо, не уточняя.

— А должна была? — Конечно, она не может не понять, на что я намекаю. Конечно, ей не нужно, чтобы я объяснял ей это.

Но это не так. Выражение ее лица становится жестким, зеркальным отражением моего.

— Нет. — Ее взгляд становится еще более горячим. — Брендан — мой друг, Данте. Он гей, не то, чтобы это имело значение. Но уверяю тебя, между нами нет ничего общего.

— Понятно. — Если уж на то пошло, то вспышка смущения, которую я испытываю из-за своей неуместной ревности, только сильнее меня злит. Я не привык смущаться. Я не привык совершать ошибки. Эмма разрушает одно за другим мои привычные представления о себе, и это приводит меня в ярость.

— Давай проясним одну вещь. — Эмма скрещивает руки на груди, прислоняясь спиной к двери, и смотрит на меня сердитым взглядом. — Ты не имеешь на меня никаких прав только потому, что мы однажды трахались. Я знаю, как такие мужчины, как ты, обращаются с женщинами, но я не часть того мира, в котором живешь ты. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Так что можешь менять все свои представления о том, как обстоят дела с женщиной, с которой ты переспал, когда речь идет обо мне. Я никому не принадлежу. Ты понял?

Слова льются потоком, горячие и гневные, а она выглядит все так же прекрасно, как в ночь, когда накричала на меня из-за Рико. На ее щеках горит румянец, подчеркивая веснушки, а ее маленькая грудь вздымается, когда она выплевывает слова.

Мне так чертовски тяжело, что больно. Я хочу трахнуть ее здесь, у двери, с Бренданом и теми, кто еще может быть в салоне по другую сторону. Я представляю, как закрываю ей рот рукой, когда она кончает, чувствую, как она дрожит на моем члене, наполняю ее своей спермой и позволяю ей провести остаток ночи, чувствуя, как она впитывается в ее кожу.

Прежде чем я успеваю остановиться, я сокращаю небольшое расстояние между нами, мои руки хватают ее за запястья. Я отвожу ее руки от груди и прижимаю их к двери по обе стороны от нее, нависая над ней так, что между ее телом и моим остается только вздох.

— Насколько я помню, — бормочу я, глядя в ее горячие темные глаза и раскрасневшиеся щеки, — тебе понравилось, как я обслуживал тебя прошлой ночью. Тебе так понравилось, что ты кончала на меня. Снова и снова. — Я скольжу руками по ее рукам, чувствуя, как под моими прикосновениями ее кожа покрывается колючками. — Это то, что ты представляла себе в ту ночь, когда случайно позвонила мне? Когда ты трахала себя, думая обо мне?

Эмма отворачивает голову, ничего не говоря, но ее румянец становится все глубже.

— Мои пальцы были так же хороши, как ты и думала? — Я наклоняюсь ближе. — А мой язык? Мой член был таким же большим, как ты себе представляла? Наполнил ли он тебя так же, как игрушка? Или было намного лучше, когда ты чувствовала, как я трахаю тебя по-настоящему?

Ее дыхание учащается с каждым словом, и я чувствую, как она напряжена, как ей трудно не двигаться. Не упереться в меня, чтобы я подумал, что все, что я говорю, ничего для нее не значит.

Я знаю лучше. Я это чувствую.

— Ты ведь пойдешь сегодня домой и будешь трогать себя, правда? Может, даже сделаешь это здесь, в ванной, после того как я уйду. — Мой голос низкий и хриплый, я шепчу ей на ухо, мои губы почти касаются ее, но не совсем. — И ты будешь думать обо мне. Ты будешь думать о том, как прямо