были рядом с магазином. Но собака почему-то опасалась подходить близко, Иван сидел с серьёзным видом и больше думал о вчерашнем вечере, чем о собаке. Оторвав кусочек, он бросил его и обратился к Наде:

— Чего она не подходит?

— Сделай лицо попроще, а то она тебя боится.

— Боится? Не может быть… Я думаю — уважает.

Надя рассмеялась, а Иван грустно смотрел в сторону: о прошедшем вечере Надя вовсе не упомянула.

Глава 53

Иной раз её поведение было ему совершенно непонятно.

Перед вторыми майскими праздниками всё начальство отдела с утра уехало на какие-то торжественные мероприятия, и отдел остался беспризорным более чем на полдня. Народ расслабился. К Надежде зашёл какой-то её знакомый. Это был высокий и красивый молодой человек, безупречно одетый. Он приходил не первый раз, но этот визит был особенным. На сей раз они сели рядом и, склонив головки, о чём-то мило ворковали.

Иван сидел на своём рабочем месте, на расстоянии трёх метров от них. Он старался чем-то заниматься, старался не прислушиваться, но через полчаса он не выдержал и ушёл. Обойдя всех знакомых и выпив крепкого кофе в буфете, он через час вернулся. Они всё так же сидели. Он стал перебирать на столе бумаги, нашёл то, что искал и опять ушёл по своим делам. Бумаги были такие, которые можно было выбросить в урну в коридоре, что он и сделал. Он снова вернулся через час, но зашёл с другой стороны помещения и, приоткрыв дверь, опять увидел их спины. Тогда он ушёл совсем и вернулся только после обеда одновременно с начальством.

Иван ни секунды не сомневался, что Надя знала, что он находился рядом, когда пришёл её знакомый, и что она видела, как дважды Иван уходил. Почему нельзя было поговорить со своим знакомым в другом месте? Почему надо было так жестоко себя вести? Эксперимент над ним ставит? Или, может быть, надо мной? А потом приходил к мысли, что он сам виноват в том, что тешит себя какими-то бесплодными надеждами. Она ему ничем не обязана, а его личные переживания никого не волнуют.

Через несколько дней он, случайно увидев визитёра проходящим мимо корпуса, проследил за ним. Тот вошёл в соседний корпус. Иван расслышал, как он, входя в лифт, сказал: «Мне четвёртый». Зачем он стал следить за ним и что, собственно, он мог выследить, он объяснить себе не мог. Он был расстроен, и ему хоть что-то надо было делать. Иван не стал подниматься за ним сразу, а вернулся только после обеда и на четвёртом этаже увидел его фотографию на доске передовиков. Победитель соревнования имел редкую фамилию — Ватрушкин, а имя по инициалам было угадать сложно.

Возвращаясь в свой корпус, он встретил друзей, среди которых была и Люба. Его спросили:

— Ты что такой грустный?

— Да вот сегодня, оказывается, именины Ивана, а я до сих пор трезвый.

— У Иванов столько в году именин, что можно и спиться, — засмеялся Шурик.

Люба же серьёзно сказала:

— Знаю отличный и недорогой ресторан, предлагаю после работы, доберёмся за 20 минут.

Действительно, всё оказалось замечательно, а официант был очень любезен. Посидели недолго, пили лёгкое вино и налегали на сладости. В книгу отзывов написали официанту благодарность. Когда Иван провожал Любу, она сказала, что не сможет поехать в лагерь, так как не хочет оставить маму, которая не очень хорошо чувствует себя в последнее время.

До начала лагерной смены оставалось две недели, нужно было давать ответ Сергею Сергеевичу — едет он в лагерь или нет. Он поколебался и сказал: «Да».

Глава 54

За неделю до отъезда Ивана Надя случайно увидела приказ о его командировке. Ещё через два дня она спросила: «Говорят, ты уезжаешь?» Он ответил утвердительно. У обоих от этого бессмысленного вопроса и ответа осталось чувство досады.

Они за два года научились чувствовать друг друга, предугадывать мысли и реакции, понимать истинные причины сказанных слов, слышать несказанное, оборванное на полуслове, но оставалось ещё совсем чуть-чуть.

Она не понимала его, вернее — не хотела понимать. Год назад он признался в любви, после чего вёл себя совершенно пассивно. Он не был похож ни на одного из её знакомых. Другие ухажёры надоедали ей до тех пор, пока она не прогоняла их. Этот — нет. Здесь была какая-то замечательная и непонятная интрига. Свои слова о том, что она ждёт великое и светлое чувство, она, конечно, помнила. Но женщины так часто произносят, мысленно или вслух, удивительно «логичную» фразу: «Я сказала? Ну и что? Мало ли, что я сказала!», что не видят в ней ничего странного. Так и Надя — слова помнила, но не придавала им абсолютно никакого значения.

Она, прекрасно видевшая его несомненную самобытность мышления и удивительное своеобразие поведения, не желала понять, что он не может вести себя как все. Иногда ей хотелось просто подразнить его. Ей было интересно, что он будет делать дальше, а он ничего не делал — он просто был рядом. «Что же, пусть помучается», — решила она, а он просто взял и уехал.

Скажи она: «Не люблю сейчас, но быть может…», у него была бы надежда и цель. А так — она просто друг, и нет у неё перед ним никаких обязательств, а у него — нет никакого права ревновать «друга» к её образу жизни… и вряд ли появится.

Иван слова Нади об ожидании великой любви воспринял очень серьёзно. Он, с его отточенной за годы обучения на мехмате логикой, всегда стремился к абсолютно точным и конкретным формулировкам. Она сказала, что не может ответить взаимностью и что ждёт великое и светлое чувство. Иван объяснил себе эти слова однозначно: в её душе любви к нему нет. Это понятно. Что такое женское ожидание «некоего чувства», он не мог себе вразумительно объяснить. Своей любви он мог дать единственное и безупречно точное определение: любовь — это Надя. Но его Надя ждёт какого-то другого человека, которого полюбит. И это тоже понятно.

Для него его любимая была не просто обворожительной женщиной, она была ярчайшей личностью. Он не понимал, что женское начало в женщине всегда первично, а всё остальное — наслоённое, второстепенное и подчинённое. Женское начало невозможно истребить ни образованием, ни интеллектом. Женщина, пусть даже самая-самая, всего лишь и прежде всего — женщина.

Глава 55

1 июня Иван уехал в лагерь. Многие, кто был