знакомую блондиночку. Мой воинственный пыл порядком поостыл, стоило мне только взглянуть на сидящую рядом с Женей Милу.

Казалось, прошла целая вечность прежде, чем в клубе показались подоспевшие врачи скорой помощи. Волков к тому времени, кажется, потерял сознание, Мила тихо всхипывала, ни на шаг не отставая от несущих носилки санитаров. Тася, уткнувшись лицом в грудь «брата» нашла успокоение в его объятиях. Саша и Надя, держась за руки, стояли неподалеку от нас с Ромой, последний находился рядом со мной, продолжая удерживать меня от порыва рвануть вслед за бригадой скорой помощи.

— Мне надо… надо…

— Лин…

— Ром, я все равно поеду и мне…

— Поедешь-поедешь, не горячись ты, сейчас все вместе поедем за скорой, но сначала начни дышать хотя бы раз в десять секунд.

Я действительно почти не дышала, потому что каждый вдох нещадно прожигал легкие на сквозь, необходимый телу кислород сейчас казался ядом, разъедающим внутренности.

— Вик, подвезешь?

Тот самый Вика молча кивнул.

— Мы поедем на своей, я еще не пил, — подал голос Саша.

Спорить и обсуждать дальнейшие наши действия не было ни сил, ни желания. Главное, что цель у всех была одна — добраться до больницы и убедиться, что с Волковым все будет в порядке.

Обязательно будет!

Просто не может не быть!

Больше я не проронила ни слова. Да и как говорить, когда душа рвется на части, когда захлебываешься в слезах и даже вдохнуть не можешь. Когда тело едва отвечает на команды, подаваемые мозгом, а в голове только одна мысль:

«Пусть только он будет жив»

Минуты езды до больницы казались бесконечно тянущимися часами. Меня трясло от холода и страха, трясло от безысходности и неизвестности. Тася, судя по мягкому, приглушенному голосу, тщетно старалась меня успокоить, но суть ее слов осталась где-то за гранью моего сознания. Я не разбирала слов, не пыталась вникнуть в успокаивающие речи подруги, напротив, этот нескончаемый поток фраз отчего-то раздражал и хотелось отмахнуться. Сцепив зубы, я едва сдерживалась, чтобы не нагрубить.

Наконец машина остановилась у въезда в больницу.

— Прежде, чем ты попытаешься выскочить из машины, вдохни и выдохни несколько раз, — неожиданно тишину нарушил сидящий за рулем Вик, и обращался он отнюдь ни к своей сестре. Нет, говорил он, очевидно, со мной.

— Я…

— Дверь все равно заблокирована, — продолжил он, не обратив никакого внимания на мою попытку вставить хоть что-нибудь в ответ. — Сейчас мы въедем на территорию, найдем, где припарковаться и организовано двинемся в хирургию, ясно? — он проговорил все это таким тоном, будто с пятилетним ребенком разговаривал.

— Вик, — возмущенно попыталась приструнить брата Тася.

— Я уже двадцать восемь лет Вик, — парировал тот, — всем все ясно?

Мы молчали. Вик тем временем не поленился повернуться и посмотреть на меня так, что у меня душа заледенела и уплыла в пятки. Спорить с ним расхотелось, возражать — тем более. Я даже кивнула непроизвольно, лишь бы перестал смотреть на меня своим холодящим душу взглядом.

— Ну вот и чудненько, — он снова вернулся в прежнее положение.

Вскоре машина двинулась с места и въехала на территорию больницы.

Как же сильно мне хотелось ослушаться «приказа», как хотелось рвануть с места, не теряя ни минуты, но вместо этого я размеренно двигалась рядом с идущим вслед за Вик и Тасей Ромкой.

Какого черта они так спокойны? Почему не рвутся к лучшему, чтоб его, другу? Хотелось просто заорать во весь голос, закричать так, чтобы на другом конце больницы было слышно. Но я молчала, сжав до боли челюсти, молчала и шла, опустив глаза и не поднимая головы вплоть до того момента, пока мы не оказались в нужном отделении и на нужном этаже. Саша и Надя приехали чуть раньше нас и уже стояли в коридоре, недалеко от двери со светящейся над ней, мигающей надписью «Вход только для персонала».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рядом с ними, топчась на месте, находилась Мила.

— Его уже увезли в операционную, — сообщил Саша, завидев нас.

Надя только грустно и натянуто улыбнулась, а Мила, поджав губы, одарила меня взглядом полным ненависти. Винить я ее не могла, чувство это — вполне обоснованное. Говорить она ничего не стала, но и взгляда было достаточно.

Но если выдержать взгляд девушки Волкова я еще была в состоянии, то появление в коридоре его отца окончательно захлопнуло крышку моего гроба. Стоило мне только заметить приближающегося Волкова-старшего, как чувство вины, и без того сжиравшее меня без остатка, навалилось на меня еще большей, непосильной ношей. Держаться на ногах становилось все сложнее, воздух вокруг загустел, превратившись в нечто густое и тянущееся, словно жвачка. Не будь рядом Ромы, я бы наверняка рухнула без чувств на холодный пол.

Тяжелый взгляд мужчины медленно скользнул по присутствующим и остановился на мне.

— Даже спрашивать не стану, — с легкой хрипотцой в голосе произнес мужчина, не сводя с меня пытливый взгляд прищуренных глаз.

— Я не хотела, чтобы… — слова против воли сорвались с губ, но возможности оправдаться мне не дали, Мила, видимо, перестав сдерживаться, протяжно прошипела:

— Не хотела, — ее голос отозвался противной дрожью в моем теле, — это из-за тебя, все из-за тебя, каждый раз, когда ты появляешься, что-нибудь происходит, сначала авария, теперь это… Ты как проклятье…

— Мила,­— попытался приструнить ее Ромка, но, как бы там ни было, слов из песни не выкинешь.

— Что Мила? — казалось, она лишь сильнее распалялась. — Хочешь сказать, что это не так?

— Довольно, — пробасил вдруг Николай Федорович, — достаточно.

Я невольно вздрогнула и поежилась, не решаясь даже взглянуть на отца Жени. Мила права, каждое ее слово больно резало по сердцу, оставляя кровоточащие раны. Все присутствующие, безусловно, это понимали не хуже меня, просто вслух ничего не говорили.

Мила притихла, остальные тоже не решались подавать голос, а я все также чувствовала на себе прожигающий взгляд отца Жени.

— Я думаю, всем вам стоит ехать домой, все равно до утра вам тут делать нечего, — чересчур спокойно обратился ко всем Николай Федорович.

Во мне что-то неистово запротестовало. Я твердо поняла, что не покину стены этой больницы, пока не буду уверена в том, что Волкову ничего не угрожает.

— Вы меня слышите, все по домам, отдыхать, — повторил отец Жени.

— Но… — подала голос Мила, — я никуда не поеду,