Варнье не ответил, и Джульетта с нажимом произнесла:

– Не хотите ответить?

– Если бы я мог, – промолвил Варнье, меланхолично глядя на вечерний Париж.

– Этого недостаточно, – отрезала Джульетта. – Мне нужен ответ.

– Так и быть. – Он кивнул.

– Откуда вы знаете о Маршане? О нем никто не знал. Я никогда вам не рассказывала.

Лицо Джульетты пылало. Она представила Маршана в мастерской в Шаллане. Человек, которого она встретила в оперном театре, даже рядом не стоял с тем Маршаном. Нежный мужчина, рисовавший для нее Париж, куда-то исчез.

Варнье несколько минут молчал. Джульетта тихо ждала ответа.

– Твоя мать.

– Моя мать? Вы говорили, что не знали ее.

– Ты спросила, откуда я узнал о Маршане. Через твою мать.

– Что между вами было?

Варнье не смотрел на Джульетту. Его голос оставался монотонным, и он просто глядел на проносящиеся за окном улицы.

– Она оставила мне сведения о тебе и Маршане.

– Лжец. Вы были любовниками?

– Нет. Ты ошибаешься. – Он покачал головой. – Мы никогда не были любовниками.

– Тогда кем вы приходились друг другу? Потому что вы ей не брат и вы не мой дядя.

– Я работаю на твою мать. Я говорил. – Он откинулся на сиденье, по-прежнему отказываясь смотреть на нее. Голос его стал тише.

Джульетта никогда раньше не замечала его профиль, линию носа, которая с этого ракурса выглядела мягче. Он слишком отличался от Маршана, но сейчас Джульетта сама удивлялась, почему сравнивала всех мужчин с художником.

– Это ложь. Моя мать никого не могла нанять. Она уже мертва, так что всякие обязательства, которые вас связывали, давно исчерпаны.

– Мне нужно тебя защитить. Это все, что тебе требуется знать. – Он повернулся к ней и обхватил ее лицо руками, притянув настолько близко, что она ощутила жар его дыхания и слабый запах табака. – Послушай меня. С этим мужчиной тебя ждут только беды. Он никогда не сможет тебя полюбить.

– Я знаю, – сказала Джульетта, пока слезы текли по ее лицу. – Он ясно дал это понять.

По-прежнему держа лицо девушки в ладонях, Варнье встретился с ней взглядом. Пока они проезжали мимо газовых фонарей бульвара Сен-Жермен, Джульетта заметила в его глазах беспокойство.

– Мне жаль, что он тебя разочаровал. Я бы все отдал, чтобы никогда больше не видеть тебя в таком состоянии. Все это время я пытался оградить тебя от него для твоего же блага.

– Вы знали, что он так себя поведет?

Варнье кивнул.

– Я боялся этого. – Он наклонился и поцеловал Джульетту в лоб, на мгновение задержав губы на ее коже.

После маскарада Джульетта поняла, что мир раскололся надвое – на мир до и мир после. До бала у ее жизни была цель – воссоединение с Маршаном. Как маленькая дурочка, она верила, что он любил и искал ее. Теперь фантазии исчезли, и дни стали бессмысленны.

Она играла на фортепиано, читала книги, которые оставляли учителя, но цель оставалась краткосрочной: закончить сонатину, начать новый роман, перенести еще одну трапезу. Терпение – слово, которое прекрасно описывало ее состояние. Джульетта просто терпела. Каждое утро она просыпалась с чувством пустоты, как будто очень важной части ее теперь не хватало. В эти несколько мгновений она изо всех сил пыталась вспомнить, что именно потеряно, настолько первобытной казалась глубина ее боли. А потом она вспоминала Маршана – то, как он смотрел на нее с выражением, слишком похожим на презрение. И с этими мыслями она с трудом одевалась. Пострадала и ее внешность: она похудела, волосы стали тусклыми. Варнье окутывал Джульетту заботой и даже предложил очередную поездку в Италию, но Джульетта умоляла не забирать ее туда. Все те картины… Это было слишком. Даже картины в их доме теперь вызывали у нее отвращение, поэтому Варнье убрал их все до единой.

Хотя Джульетту никогда не беспокоили вечерние уходы Варнье, внезапно она начала задаваться вопросом, куда он ходит. С балкона она наблюдала, как Варнье идет по улице и ловит омнибус в конце квартала. Вскоре она выяснила, что каждую ночь он садится в один и тот же омнибус и едет на Монмартр. Джульетта немало слышала о Монмартре с его шумными площадями и декадентскими кабаре.

Однажды утром, завтракая, Джульетта подняла эту тему.

– Я слышала о Монмартре много хорошего. – Она взглянула на Люсьена, ожидая ответа.

– Для тебя это не лучшее место. – Варнье даже не оторвался от газеты.

– Я не кукла.

– Нет. Ты дама. То место грязное.

– Но вы туда ходите.

Варнье продолжал игнорировать ее вопросы.

Когда во время субботней прогулки они остановились у книжного магазина Эдмона Байи, Варнье застал за увлеченной беседой двух своих друзей, композитора и художника. Из разговоров Джульетта поняла, что художник жил на Монмартре. Опять Монмартр… Место, которое Варнье от нее скрывал.

Пробежавшись пальцами по книгам в кожаном переплете о Таро и месмеризме, она услышала, как мужчины обсуждают скандал с участием известного сценического оккультиста Филиппа Анжье, которого вызвали на дуэль. Джульетта знала это имя из статей, появлявшихся в Le Figaro последние несколько недель. Когда-то Филиппа Анжье пригласили на званый ужин, где он предсказал гостям их судьбы. Те оказались незавидными. Одному из гостей напророчили, что его посадят в тюрьму, другому – что его отравят, а последние двое якобы должны были покончить с собой. Гости возмутились, и тем не менее все предсказания сбылись, за исключением одного. Теперь Филиппа Анжье, которого когда-то считали не более чем успешным фокусником, вызвал на дуэль единственный гость, пока остававшийся в живых – писатель Жерар Карон, который объявил его сатанистом. Пока что Карон избегал предсказанной ему участи самоубийцы, но учитывая, что он слыл ужасным стрелком, неизбежный исход дуэли мог стать очередным доказательством точности предсказаний Анжье.

Джульетта просмотрела музыкальный раздел в поисках новых нот Эрика Сати, которым она была почти одержима. Нот не оказалось, что сильно огорчило Джульетту. Голоса мужчин внезапно стали громче. Значит, вот что творится на Монмартре? Слухи?

– Я слышал, Анжье съел своих детей, – оживленно тарахтел художник.

– Non, non, – прошептал композитор, снова понижая тон и поглаживая бороду. – Это всего лишь слухи. Он убивал их на глазах у матерей, но не ел. Поговаривают, что таким образом он получил свою силу. – Композитор пожал плечами, как будто это было совершенно нормальным поступком.

Разговор напомнил Джульетте о Паганини и мертвой любовнице, заключенной в скрипку. Все это не более чем сплетни.

– C’est barbare![26] – Художник покачал головой.