Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, наконец, восстановил и даже чуть усилил свой щит, улучил момент и мельком глянул на Злату. Она каким-то чудом нашла в себе силы подняться, стояла, смотрела на меня, пыталась что-то сказать и не могла. В её глазах были слёзы, но слёзы не страха, а сострадания и сочувствия. Она понимала меня, несмотря ни на что, видела во мне ребёнка.
– Не мать, но близкая… – Главный перехватил мой взгляд, вдруг бросил арбалет, как молния рванулся к Злате, ухватил её за волосы, встал за ней и прижал к её горлу меч. – Убирай щит, Светлячок! Рука дрогнуть может!
Он, с холодным, расчётливым, спокойствием, прижал меч крепче. Злата испуганно вскрикнула, дёрнулась, по её шее, алыми каплями, покатилась кровь.
Я не двигался, молчал и лихорадочно просчитывал ситуацию. Ошибка привычки к одиночеству дорого мне обошлась. Я не привык заботиться о ком-либо, кроме себя. О безопасности Златы я просто забыл. Теперь что-либо делать было уже поздно: я не смог бы накрыть щитом только её. Кроме того, я видимо случайно приписал своему врагу благородство, хотя об этой ошибке учитель меня предупреждал в своё время не раз и не два. Это был наш бой, так я считал. Втягивать в него беззащитную женщину было бесчестно.
– Тронешь её и урода за тобой я убью следующим.
Я зажёг над рукой шарик огня, чтобы показать, что не блефую и не шучу.
Сила внутри меня была в ярости, и я уже едва мог её сдержать. «Убей его!», – кричала она мне, – «Убей его и всех остальных прямо сейчас!». Шар огня над моей ладонью раздувался, светился ярко-белым, искрился, полыхал и потрескивал. Я, кажется, тратил больше энергии не на поддержание собственного заклинания, а на его ограничение, сдерживание. Никогда прежде моя магия так себя не вела.
Главный взглянул мне в глаза, нервно на мой огненный шар и чуть отодвинул меч от шеи Златы. С его слабым местом я не ошибся, так же, как и он с моим. Разбойники испуганно переглядывались, многие, после небольших колебаний, опускали оружие и, пользуясь моментом, отступали от нас обоих всё дальше и дальше в лес.
– Они близко…, близко…, Тесак, я боюсь… – вдруг истерично-плаксиво промямлил Гадкий, озираясь по сторонам, на трупы, и тоже чуть отступил, показавшись мне из-за спины Главного, по щекам у него текли слёзы. Я естественно тут же нацелил своё заклинание на него. Главный скрипнул зубами и зло прищурился. Гадкий замер и с ужасом уставился на меня и мой огненный шар. – Брат, отпусти её! Светлячки не ходят по одному! Они уже идут! Слышишь?! Отпусти её! Отпусти! Отпусти! Отпусти!
Он быстро-быстро переводил взгляд с моего заклинания на Главного и обратно, страх и надежда раз за разом сменялись на его лице. Моё сердце против воли забилось шумно и часто, инстинкты напряглись до предела. Я держал на прицеле одного, но на самом деле готовился ударить по другому, чувствовал, что вот-вот что-то произойдёт.
– Не надо, пожалуйста!
Гадкий закрылся от моего заклинания рукой, шагнул назад, едва не оступился, попытался встать на колени, понял, что это не сработает и вдруг как-то странно глянул на свой нож, так, словно увидел его впервые. Злата закрыла глаза и одними губами шептала что-то, судя по всему молилась.
Любой более-менее опытный маг умеет читать по губам – это основа выживания в магических поединках. Не знаю слышали ли Злату Высшие Силы, но меня то, о чём она их просила, потрясло.
Практически любой лицемерный «верующий», из тех, с которыми я сталкивался за это время, бормотал бы в этой ситуации заученные слова, умолял бы о помощи, о возможности избежать смерти или, в крайнем случае, о посмертном «спасении» собственной жалкой души, о каком-то «рае», мире лучше земного. На самом деле это была основная причина, по которой я, а прежде и мои родители, недолюбливали это всё. Истинная молитва – не заклинание, она должна идти из сердца человека и тут уж неважно знать «верный» порядок слов.
Злата думала не о себе. В своей смерти она видела хорошее: свободу и счастье с другой женщиной для своего мужа, окончание своего «проклятия» бесплодия, помощь мне. Это страшно, когда сильный человек видит смерть так: не как врага, а как друга, избавителя от всех бед и страданий. Это страшно и неправильно.
На лице Гадкого вдруг появилась безумная улыбка и словно какое-то внезапное осознание чего-то очень и очень важного. Он крепко, до белизны, сжал в руке нож и повернулся к Главному.
– Как кусок мяса! – Гадкий сделал неловкий шаг вперёд. – Не дадут умереть! Месяцы…, годы боли…
Он указал Главному глазами на Злату, затем истерично мотнул головой на меня, тот скосил на него взгляд, заметно занервничал, глянул мне в лицо, крепче прижал меч к шее Златы, но не двигался и молчал. Злата была их единственной страховкой и Главный, в отличие от брата, это слишком хорошо понимал. Я максимально незаметно, так чтобы их особо не провоцировать, пробормотал первые, начальные слова заклинания «Бриз».
Гадкий сделал ещё шаг, вдруг взвыл, словно раненный зверь бросился вперёд и с размаху всадил свой длинный, кривой, тёмный нож Главному в спину. Раздался треск ткани и какой-то чавкающий хруст. Лезвие пробило одежду и вошло глубоко, едва ли не по рукоять.
Главный вскрикнул, зло зашипел, чуть повернулся и пнул-оттолкнул Гадкого от себя, тот упал на бок и прокатился по листьям. Злата вздрогнула, зажмурилась и замолчала.
– Сука! – Главный покачнулся, нащупал левой рукой нож, но выдёргивать не стал и лишь криво мне ухмыльнулся. – Фартливый малой.
Меч в его руке чуть дрогнул и опустился, отошёл от шеи Златы. Я шагнул вперёд и без раздумий и колебаний, как учил учитель, ударил заклинанием «бриз». Плохой шанс всегда лучше никакого. В бою, как и в жизни, бывают ситуации, когда уже глупо не рисковать.
Раздался мощный хлопок, словно каких-то огромных крыльев и оглушительный воющий рёв. С моей левой руки сорвался яростный, бешеный поток воздуха, хлестнул в грудь Главного и Злату, отбросил их, словно пушинки, шагов на шесть-семь и ударил об огромное, вековое дерево. Во все стороны полетела грязь, пучки травы, ветки и листья. Небольшие деревца, которые стояли по направлению удара,
