Любой человек в такой ситуации, как только слегка успокоится, попробует вспомнить, что же с ним произошло, но если, даже после долгих попыток, у него вдруг не выйдет, то просто начнёт действовать по обстановке: прежде всего пытаться как-то выжить, выбраться из леса и вернуться домой. По дороге он, естественно, будет ломать голову над произошедшим и в конце концов подыщет «временное», самое логичное, ему объяснение и использует его, склеит в своей памяти наиболее вероятное начало истории и самый её конец. Воспоминания, даже такие, фальшивые, дают видимость безопасности, поэтому люди и цепляются за них. Как только Злата попадёт домой, её муж и все, кто знал-видел, как она уходила в лес, лишь подтвердят её догадку, а уже через пару-тройку дней фальшивые, придуманные, воспоминания от настоящих будет уже не отличить.

Я наконец распутал узел на бечёвке, размотал её и достал амулет. Выглядел он тоже жутковато. Это была небольшая, мёртвая, выпотрошенная и набитая чем-то змея, с двумя кристалликами изумрудов вместо глаз и огромными серебряными или серебрёнными зубами. На хвосте её было что-то вроде небольшой детской погремушки. У нас таких тварей не водилось точно, я, по крайней мере, за время своих странствий, о подобном не слышал ни разу и сам их тоже не встречал.

Слова заклинания, необходимые для активации амулета, были написаны-выгравированы прямо на коже змеи, словно какая-то своеобразная татуировка. Читать их было сложно, тем более в таких сумерках, приходилось постоянно поворачивать змею, держать, вертеть в руках, её «погремушка» при этом тихонько, едва слышно, побрякивала.

В лесу вдруг поднялся лёгкий ветер. Деревья недовольно и осуждающе зашелестели. Я чувствовал мощное «поле», которое исходило от амулета, но потоки силы поблизости оставались неподвижны. При всей его невероятной мощи это заклинание было совершенно невозможно отследить.

По мере того, как я произносил слова, они на коже змеи слегка подсвечивались, загорались каким-то мягким, желтоватым, светом. Я чувствовал, как вокруг нас, вокруг меня и Златы, медленно сгущается тьма.

Смысл слов и, тем более, фраз, заклинания, я не понимал. Они были слишком редкими, чуждыми моей обычной магии, сложными. Читать всё мне приходилось посимвольно: «бездна или колодец», «спуск», «холод», «покорность», «пустота»…, ощущения, при этом, у меня, естественно, были не самыми приятными. Каждое слово, каждый новый произнесённый мной символ, был словно шагом по тёмной лестнице, бесконечной тёмной лестнице вниз, по которой я медленно, ощупью, спускался сам и вёл за собой Злату.

К концу заклинания змея у меня в руках начала вздрагивать, довольно ощутимо, словно конвульсивно, дёргаться. Это было страшно до такой степени, что несколько раз я её едва не бросил. Успокоения логики, что это всего лишь последствия, игра, мощных внутренних потоков сил, помогали слабо.

Каким-то образом я закончил заклинание и уложил заряженный амулет на грудь Златы. Теперь мне оставалось только ждать. В инструкциях больше ничего сказано не было. Пока я даже не мог понять точно получилось ли у меня хоть что-то или нет.

Некоторое время ничего не происходило, затем змея-амулет вдруг как-то странно шевельнулась и, абсолютно неожиданно для меня, медленно подняла голову. Её изумрудные глаза ярко вспыхнули, татуировки на коже засветились ярче, а «погремушка» на хвосте зашелестела, словно небольшая ветряная трещотка. Интуиция мне подсказывала, что заклинание только что определило цель.

Я на миг опешил, смотрел во все глаза и старался вспомнить, какие именно символы, какой их порядок, мог дать такой эффект. Псевдооживление – сложнейшая вещь, высшая из всех форм наведения магических заклинаний. Книг по ней, со слов учителя, почти не встречалось, даже Свободные маги, не то что Светлые, хранили эти знания, как один из самых величайших секретов.

Змейка амулета негромко зашипела, повернулась, поползла вверх по груди Златы, медленно, неторопливо, вокруг её шеи, словно ожерелье или шарф, широко разинула пасть и вдруг неожиданно вцепилась своими огромными, тускло поблёскивающими серебром, зубами, прямо себе в хвост, чуть выше «погремушки», её глаза и татуировки погасли. Я забыл про символы и непроизвольно сделал шаг назад. По моей спине пробежал леденящий холод.

Злата шевельнулась, вдруг судорожно, словно человек, которого только что вытащили из воды, шумно, со свистом, вдохнула-втянула в себя воздух, резко села, распахнула глаза и уставилась на меня застывшим взглядом. Я повидал многое, думал, что полностью привык к магии, но в этот миг едва не вскрикнул. Глаза её были изумрудно-зелёными, глубокими словно бездна и светились тем же мягким, призрачным светом, что и у змеи.

– Приказззывай… – прошептала-прошипела Злата и медленно, каким-то нечеловечески плавным, слегка извивающимся, движением, поднялась. Я про себя отметил, что она не моргает. Совсем. Это наблюдение было каким-то далёким, безличным, просто рефлекторным. Я должен был отдать приказ, сказать что-то, но не мог. Мой язык словно распух или намертво прилип к нёбу. В тот же миг я понял, что в глаза Злате лучше не смотреть.

Сосредотачивался я долго: шептал, мямлил, затем уже бормотал. Злата оставалась безучастной. Инструкции должны были быть прямыми, простыми и чёткими. На то чтобы сделать их такими у меня ушло едва ли не четверть часа. От первоначального варианта, при этом, осталось совсем немного.

– Возьми свою корзинку! – Я искоса взглянул на Злату, так, чтобы случайно не пересечься с ней взглядом. – Дойди до тропинки, ведущей к вашей деревне! Найди дерево, с хотя бы одним корнем более толстым, чем у тебя запястье правой руки! Подойди к нему на расстояние одного шага! Брось корзинку так, чтобы ягода, которая в ней лежит, рассыпалась! Ляг затылком на корни дерева, которое ты нашла!

Я, как и прежде посимвольно, произнёс несколько витиеватых слов-фраз, которые превращали всё сказанное мной в приказы, их я предусмотрительно запомнил-выучил наизусть. Злата медленно кивнула, резко, едва ли не каким-то броском, развернулась, подхватила свою корзинку и быстрым шагом, не оглядываясь, направилась прочь.

Долгое время мы просто шли. Я следовал за Златой в небольшом отдалении. Приближаться к ней было не слишком приятно, внутри, при этом, что-то словно нашёптывало: «не подходи», «не подходи», «не подходи»…

Лес вокруг тихо шумел. Деревья провожали нас осуждающими, напряжёнными, взглядами. Мои шаги, по сравнению с шагами Златы, выходили шумными, неуклюжими, её же почти не было слышно совсем, в какие-то моменты мне вообще казалось, что она даже и не дышит.

Всё шло неплохо, но не успел я этому обрадоваться, как Злата вдруг неожиданно резко остановилась, скорее даже замерла, как вкопанная, так, что я едва не врезался в неё, и пристально уставилась на