– Я стараюсь сделать его более радостным.

– Я понимаю, но не думаю, что это хорошее решение.

Чип словно съежился:

– Мне так мучительно жаль, что все так случилось. Я не мог предвидеть, что все так обернется. Я отдал бы все-все – чтобы поменяться с тобой местами.

– Дело не в катастрофе, – сказала я.

– Тогда в чем?

– Сколько раз ты навестил меня здесь? – спросила я.

Я на самом деле этого не знала.

Он, казалось, тоже был озадачен.

– Не уверен.

– Три, – подсказал папа. – Если считать ту ночь, когда вас доставили сюда после катастрофы.

Я посмотрела на Чипа:

– Три раза за три недели. Ты что, считаешь, что этого достаточно?

– Просто, – голос Чипа дрогнул, – просто каждый раз, когда я вижу тебя – обгоревшую, изувеченную, – я чувствую себя безмерно виноватым, потому что из-за меня твоя жизнь разрушена. Мне кажется, что я буквально задыхаюсь.

«Неужели?» – подумала я.

– О’кей, – сказала я. – Первое: присяжные еще не вынесли вердикта, что моя жизнь разрушена. И второе: пошел ты к черту. Ты должен был приходить ко мне в любом случае. Мне наплевать, что ты чувствуешь себя виноватым. Ты должен был проводить со мной каждую минуту каждого дня. Ты должен был спать здесь, и просыпаться здесь, и покупать мне мягкие игрушки в магазине подарков, и приносить мне китайскую еду. Китти была мне лучшим другом, чем ты.

Китти бросила взгляд на папу.

Чип опустил голову:

– Прости меня.

– Так что сам понимаешь, почему идея «в болезни и здравии» кажется мне сейчас несколько бессмысленной.

Чип кивнул.

– И дело не в катастрофе, – сказала я, – а в том, что происходило после катастрофы.

– Но ты ведь не разрываешь нашу помолвку? – спросил он, посмотрев на меня.

– Но я и не соглашаюсь на эту чертову помолвку.

– Хорошо, можем мы тогда просто отложить ее?

Три пары глаз выжидательно смотрели на меня. Мне хотелось наказать его. Я хотела сказать ему, что между нами все кончено. Навсегда. Я хотела, чтобы все поняли, что я не потерплю такого оскорбительного отношения к себе.

Но вместо этого я лишь вздохнула:

– Хорошо, давай отложим это.

Чип расплылся в улыбке:

– Ну, это уже что-то.

Он не имел права улыбаться. Но я не могла сказать «нет», и мы оба знали это. Я еще не была готова бросить Чипа. Да, он не выдержал испытания. Но я не могла – не хотела – считать это испытание решающим.

– И ты наденешь кольцо? – давил на меня Чип.

Хотела ли я надеть это обгоревшее, помятое кольцо? Не слишком. Это было уже знаком прощения. Но я позволила ему надеть это кольцо мне на палец. Я слишком устала, чтобы сопротивляться. К тому же расстаться одновременно со своим прошлым и со своим будущим было мне пока не под силу.

Когда Чип надел мне кольцо на палец, он издал звук, похожий одновременно на рыдание и на смех. И в этот момент я почувствовала исходивший от него запах алкоголя.

– Оно немного помялось, – пробормотал Чип.

– Зато теперь оно крепче держится на пальце.

– Могу я поцеловать тебя? – спросил Чип.

Я кивнула, но не смогла встретиться с ним взглядом. Я скорее почувствовала, чем увидела, как он наклонился ко мне. Я замерла, собираясь с духом. И, когда его губы коснулись моих, я изо всех сил старалась почувствовать что-нибудь. И кое-что я почувствовала, но не то, что чувствовала раньше, когда меня целовали. Этот поцелуй был просто напоминанием о том, какой была моя жизнь прежде. И мое сердце болезненно сжалось при мысли о том, что, возможно, такой она уже больше никогда не будет.

Когда Чип прижался своими губами к моим, папа и Китти вышли из комнаты, решив, как могли решить и вы, что мы с Чипом хотим остаться наедине.

По правде говоря, я жаждала совсем другого – поговорить с Китти. И обнять папу, чтобы немного загладить нанесенные ему обиды, о которых он даже и не знал. И выяснить, куда, черт возьми, подевалась мама.

Но Чип довольно долго не отрывался от моих губ.

И что-то в его поцелуе спровоцировало зуд на моем лице. Я спрятала руки под одеяло, чтобы напомнить себе, что мне нельзя чесаться.

Я терпеливо ждала, когда Чип решит закончить поцелуй, и в это время в палату вошел Ян.

– Время поцелуев истекло, – объявил он.

Чип поднял голову, и мы оба повернулись к Яну.

Ян всегда выглядел недовольным, но сейчас он был супернедоволен.

– Пора заниматься, Мэгги Якобсен. Может быть, ваш парень поможет вам перелезть в кресло, пока я схожу за кофе.

Я слегка покачала головой, словно говоря: «Не выйдет».

– Он не умеет.

Ян поднял брови.

– В этом нет ничего сложного.

Чип повернулся ко мне:

– Что он сказал?

– Он шотландец, – пояснила я. – Он хочет, чтобы ты помог мне пересесть в кресло. Он говорит, что это несложно.

Чип нахмурился, словно это было еще одно испытание, которое он не пройдет.

– Может быть, вы покажете мне, как это делается, – сказал он Яну.

Ян насупился:

– Вы хотите, чтобы я показал вам?

Чип кивнул, и я, как всегда, угадала, что он думал. Он думал, что таким образом ему не придется делать это самому.

Ян пожал плечами:

– Это не бином Ньютона, парень, но если тебе нужно учебное занятие, я готов. Хотя бы ради Мэгги.

Чип посмотрел на меня:

– Он только что назвал тебя Мэгги?

Я пожала плечами:

– Он не может выговорить «Маргарет». – Я снова повернулась к Яну. – Мне не нужна помощь.

Но Ян покачал головой:

– Нет, нужна.

– Вы раньше говорили совсем другое.

– Раньше я преподавал вам урок.

– Какой? – спросила я. – Типа вы что-то вроде засранца?

Ян прищурился, и я не могла угадать его мысли.

– Нет, урок заключался в том, что вы в состоянии сделать это сами, – сказал он. Потом посмотрел на Чипа: – Но это не означает, что вам не нужна помощь.

Чип повернулся ко мне:

– Я его совсем не понимаю. Такое впечатление, будто у него дефект речи.

Но Ян, не отрываясь, смотрел на меня:

– Поосторожнее на поворотах, малыш.