И то, что я поставила перед собой эту цель, помогло мне почувствовать, что все находится в моих руках. Это вернуло мне ясность мышления. Возможно, самым плохим в прошедших двух неделях было то, что я утратила способность мыслить здраво и стала пассивной и растерянной.

Как-то вечером Кит вошла в мою палату с целой охапкой статей о пользе пения для здоровья и плюхнула ее на стол.

– Я весь день просидела в Интернете, – сказала она, – и провела исследование на тему, почему ты должна петь.

Я мрачно посмотрела на стопку бумаг:

– Я не буду петь, Кит.

Она взяла со стола несколько статей:

– Здесь рассказано о положительном влиянии пения на эмоциональную сферу.

– Мне это неинтересно.

Она взяла со стола еще несколько статей:

– А здесь описано положительное влияние пения на социальную сферу.

Я покачала головой:

– Мне наплевать.

Она подняла последние статьи и приняла позу статуи Свободы:

– А вот эти посвящены положительному воздействию пения на физическое состояние.

Я вздохнула.

Кит принялась загибать пальцы на руке:

– Во-первых, пение высвобождает окситоцин, дофамин и эндорфины. Во-вторых, снижает уровень тревоги и депрессии. В-третьих, борется со стрессом и регулирует работу эндокринной системы. В-четвертых, оно насыщает кровь кислородом и улучшает сон. В-пятых, повышает уровень антител и укрепляет иммунную систему. И, наконец. – Она шагнула ближе ко мне, чтобы произвести большее впечатление.

– Только не говори мне, что оно делает тебя счастливой.

Но она сказала:

– …оно делает тебя счастливой.

Я откинулась на подушку:

– Я не хочу быть счастливой.

– Хорошо. Не будь счастливой. Но все равно пой. Потому что это полезно для твоего здоровья во всех отношениях.

– А пение снижает воспалительный процесс в позвоночнике?

– Нет данных, указывающих на то, что не снижает.

Нужно было отдать ей должное. Она основательно подготовилась. Эта девчонка собиралась заставить меня петь, даже если в процессе я могла умереть. Она рассказывала мне о проведенных исследованиях. Она приводила вдохновляющие примеры. Она обрушила на меня шквал статистики. Исследователи в Дании – или в Голландии? – проследили судьбу трехсот онкологических пациентов, половина из которых пела в хоре по меньшей мере трижды в неделю, а другая половина не пела. У поющих пациентов выросла вероятность ремиссии, и они проживали в среднем на полгода дольше, чем непоющие.

Когда я начала протестовать, она сказала:

– Знаю, знаю. Тебе сейчас не до пения. Но знаешь что? Похоже, ты думаешь, что можешь петь только тогда, когда ты уже счастлива. Но я уверена, что само пение может сделать тебя счастливой. И, похоже, наука подтверждает это. К тому же пара лишних эндорфинов тебя не убьет.

– Послушай, я просто не думаю, что смогу когда-либо снова почувствовать себя счастливой.

– Думаю, что сможешь.

– Почему ты так давишь на меня?

– Потому что ты любишь петь.

Я и вправду раньше любила петь.

– Я люблю петь не больше остальных.

– Неправда. Это в тебе говорит наша мама.

Я посмотрела на нее, как на сумасшедшую:

– Мама никогда не говорила об этом.

– Верно. И не ценила и не поощряла это. И не признавала твой талант.

– У меня нет таланта. Я обычный человек.

Кит кивнула и добавила:

– С большим диапазоном голоса.

– У меня нет большого диапазона.

– Ты можешь брать любые ноты. Любые! Ты что, думаешь, что всякий на это способен?

Я пожала плечами:

– Нет. Никто этого не может.

– Подумаешь, какая важность.

– Да, важность. Тебе не следовало зарывать свой талант в землю. А теперь ты будешь петь, или мне самой начать?

Но она даже не стала ждать моего ответа. Она просто не давала мне времени опомниться. И когда она исчерпала все свои доводы, она нажала на кнопку «play» на своем телефоне, и заиграла песня «Let It Be».

Она знала, что я не смогу устоять перед этой песней.

Она начала петь, а я наблюдала за ней, скрестив руки на груди и сжав губы. А потом она стала нарочно путать слова, и я не удержалась и стала поправлять ее. А она от души веселилась. Она снова и снова путала слова, а я снова и снова поправляла ее. И, наконец, песня закончилась.

– Ты догадываешься, что она у меня стоит на повторе?

И когда снова зазвучали глубокие и задушевные ноты рояля, которые напомнили мне о детстве и о том, как мы слушали старые пластинки нашего папы, я откинулась на подушку и устремила взгляд в потолок. Я очень любила эту песню. Она всегда утешала меня. И я решила, что, если немного попою, это меня не убьет.

– Хорошо, – сказала я, – только сейчас пой правильно.

– Как скажешь.

И мы запели.

И я действительно стала легко брать все высокие ноты.

Сделало ли это меня счастливой? Должна признать, что это не сделало меня несчастной.

И когда песня закончилась, мы снова повторили ее.

После этого моя жизнь потекла в соответствии со сложившимся графиком.

Первым делом каждое утро я пыталась пошевелить пальцами ног, что мне никогда не удавалось. Потом меня обтирали губкой, перевязывали и накладывали мазь «Сильваден». После этого приходила Прийя, которая была очень довольна моими успехами. Я уже без особого труда пересаживалась в кресло, чистила зубы, ходила в туалет, надевала кроссовки и завязывала шнурки, надевала и снимала носки и натягивала спортивные брюки. И у меня хорошо получалось управлять моим креслом. Я уже умела вписываться в крутые повороты и ездить по выложенной булыжником мостовой, и мне предстояло лишь научиться заезжать на тротуар и съезжать с него, а также преодолевать ступеньки. После этого Прийя должна была перенести наши занятия в специально оборудованную кухню, где я училась бы печь себе печенье.

Она также настаивала, чтобы я начала учиться вязать.

– Вязать? – спросила я.

– Иметь хобби очень полезно, – ответила Прийя.

В середине дня я всегда обедала с родителями, которые с неизменным оптимизмом кивали, когда я рассказывала им о прочитанных в Интернете историях о людях с такими же повреждениями, как у меня.

А после этого наступало время занятий с Яном, который продолжал молчать. Мы использовали почти все тренажеры, которые находились в физкультурном зале. Каждый день мы работали на велосипеде и на матах. Я также освоила параллельные брусья и гимнастические кольца. Он даже несколько раз заставлял меня заниматься на вертикализаторе. Он пристегивал меня ремнями к металлической раме, расположенной над бегущей дорожкой, а ноги ставил на дорожку и помогал мне ходить по ней.