А затем этот оргазм…

О боже. Взять всякий раз, когда я ласкала себя раньше, измельчить в блендере, усилить в десять раз, и все же это и близко не будет стоять с тем, что я испытала.

Это безумно, невероятно и совершенно невозможно.

Я продолжаю убеждать себя в этом, пока бреду в душ, снимаю вонючее боди и намыливаюсь не меньше часа. Я тру каждый дюйм своего тела, пытаясь избавиться от ощущений, которые накрывают меня снова и снова. Его руки, хватающие меня за волосы. Вкус его поцелуя — соль, сигареты, цитрус и кровь. Неожиданная мягкость его губ. Его язык, скользящий по моей шее, зажигающий каждый нейрон в моем мозгу, словно цепочку петард.

Нет, нет, НЕТ!

Я ненавижу эти воспоминания. Они ни капли мне не нравятся. Это было ужасно и безумно и никогда не повторится снова.

Выхожу из душа, обернувшись полотенцем, и протираю ладонями запотевшее зеркало. Оттуда на меня смотрит мое испуганное лицо с набухшими губами и виноватым взглядом.

Я хватаю зубную щетку и неистово чищу весь рот, пытаясь избавиться от его вкуса.

Когда я выхожу из ванны, у кровати меня уже ждет Клара. Я слегка вскрикиваю от неожиданности.

—Dzień dobry!— радостно приветствует она меня.

—Хей,— мрачно отвечаю я, слишком подавленная, чтобы изображать дружелюбие.

Девушка поджимает губы, оглядывая меня с ног до головы. Она явно ожидала застать меня в приподнятом настроении после того, как мы вчера соорудили танцевальную студию.

—Popatrz!— говорит она, показывая на кровать.— «Гляди!»

Горничная уже заправила постель, как всегда туго натянув и хорошенько подоткнув одеяло. Сверху она разложила с десяток танцевальных принадлежностей, включая боди, трико, тренировочные костюмы, носки и две пары абсолютно новых пуантов.

Это не просто какие-то танцевальные принадлежности — это боди от Yumiko и пуанты от Grishko. Костюмы из новой коллекции Eleve. Это гораздо круче, чем все, что было у меня дома. Я беру в руки пуанты и понимаю, что они нужного размера.

—Откуда эти вещи?— слабым голосом спрашиваю я Клару.— Это ты их купила?

Она лишь с улыбкой пожимает плечами.

Возможно, девушка и выбрала наряды, но сомневаюсь, что оплатила их сама. Не в том смысле, что я бы этого хотела — просто вряд ли она зарабатывает много. Но альтернатива еще хуже. Это Миколай велел ей купить все это? Потому что я позволила себя поцеловать?

Меня передергивает от этой мысли. Мне хочется скинуть это все с кровати и отправить прямиком в мусорку.

Но я не могу этого сделать. Клара выглядит такой довольной, такой радостной.

Она думала, что я буду счастлива надеть что-то получше, чем единственный поношенный боди.

—Спасибо, Клара,— говорю я, выдавливая из себя улыбку.

Однако мой желудок скручивает в узел.

Я ничего не понимаю. Сначала я думаю, что Чудовище собирается меня убить, а затем он покупает мне подарки. И я даже не знаю, что хуже.

Клара жестами показывает мне примерить обновки.

Боже, я совершенно этого не хочу.

—Tutaj,— говорит она, подавая мне наряд.

Лиловое боди с вырезом на спине, вязаные серые гетры и кроп-топ в тон. Это все действительно красиво. И нужного размера.

Я одеваюсь и не могу не оценить, как хорошо сидит на мне одежда, какая она новая, из каких качественных и эластичных материалов сделана.

Клара стоит поодаль, довольно улыбаясь.

—Спасибо,— говорю я снова, и на этот раз куда более искренне.

—Oczywiście,— говорит она.— «Конечно».

Девушка принесла мне завтрак — овсяную кашу, клубнику и греческий йогурт. А также кофе и чай. Закончив есть, я направляюсь в студию, чтобы вернуться к работе.

Еще никогда я не ощущала такой ответственности, работая над проектом. Миколай не разрушил его своим вмешательством, а только подарил мне еще больше идей. Не то чтобы он вдохновил меня, но определенно вызвал некие эмоции, которые я могла бы направить в работу. Страх, смущение, тревогу, и, возможно… немного возбуждения.

Миколай не привлекает меня. Абсолютно. Это монстр, и вовсе не в том смысле, что другие гангстеры. Может, мои родные и преступники, но они не жестоки — во всяком случае, без необходимости. Мы делаем, что до́лжно, чтобы пробиться в мире, а не ранить других людей. Миколай же находит удовольствие в моих страданиях. Он злобный и мстительный. Он хочет убить всех, кого я люблю.

Такой мужчина не может меня привлечь.

То, что случилось прошлой ночью,— просто результат моего многонедельного заточения. Какой-то извращенный вид стокгольмского синдрома.

Когда однажды у меня появится парень — когда у меня будет время, когда я встречу кого-то подходящего,— он будет милым и заботливым. Будет дарить мне цветы и придерживать двери. Он не станет пугать меня до чертиков и набрасываться с поцелуем, от которого кажется, будто меня съедают заживо.

Вот о чем я думаю, кладя пластинку обратно на проигрыватель и ставя сверху иглу.

Но как только вновь начинает играть эта потусторонняя, готическая мелодия, мои мысли уводят меня в другом направлении.

Я представляю девушку, бредущую по лесу. Она подходит к замку. Она открывает дверь и проскальзывает внутрь.

Девушка очень-очень голодна. Поэтому, когда она находит столовую и накрытый стол, она садится поесть.

Но за столом она не одна.

Она сидит напротив некоего существа.

Существа с темной кожей, украшенной узорами. У него острые зубы и когти. Бледные глаза, похожие на два осколка льда…

Это волк и человек в одном лице. И он невероятно проголодался. Но ему не интересна еда на столе…

Я работаю все утро, не прерываясь на обед. Клара приносит поднос в мою новую студию. Я не вспоминаю о нем, пока куриный суп не становится ледяным.

После обеда я провожу немного времени, изучая «Куклу», а затем планирую прогуляться по саду. Проходя по первому этажу, я слышу характерный голос Миколая.

По моему телу словно проходит электрический разряд.

Не отдавая себе отчета, я замедляюсь и прислушиваюсь. Мужчина идет по коридору мне навстречу, но он еще не заметил меня. Их двое — Миколай и темноволосый парень с приятной улыбкой — Марцель.

Я все лучше понимаю их разговоры. А следующие предложения такие простые, что я понимаю их идеально:

—Rosjanie są szczęśliwi,— говорит Марцель,— «Русские счастливы».

—Oczywiście że są, — отвечает Миколай.— Dwie rzeczy sprawiają, że Rosjanie są szczęśliwi. Pieniądze i wódka.— «Разумеется, они счастливы. Две вещи способны осчастливить русских. Деньги и водка».