— Если откажусь, ты запишешь меня в разряд подозреваемых? Запишешь-запишешь… Что ж, придется помочь тебе. Что нужно от меня? Сотрудников? Транспорт? Ресурсы? Бензин?

— Горюче-смазочные материалы в виде девяносто второго бензина — это хорошо. И ресурсы — тоже неплохо. Да и транспорт всегда пригодится. Но мне не это от тебя надо, Виктор Ефимович, мне другое требуется, — она смотрела ему в висок. Лесин-старший упорно разглядывал портрет на стене.

— Что? Что от меня надо? — выдавил он из себя. — Я думал тебе, как всем людям, нужны ресурсы, транспорт, а ты опять что-то задумала.

— Виктор Ефимович, помоги раскрыть убийство Кучинского. Твой опыт работы не позволяет даже подумать, что у тебя до сих пор нет никакой версии. И у меня закрались подозрения, что ты знаешь, кто замочил Кучинского. Ты знаешь мотив. А где мотив, там и киллер.

— Как у тебя все просто: мотив, киллер, раскрытие, версии…

Лесин-старший замолчал, подчеркивая красноречивое молчание многозначительным хрустом пальцев. Наступила пауза, в которой не оставалось места победителям и побежденным, в этой паузе был один проигравший, и это был Виктор Ефимович. Из многозначительного хруста костяшек ничего не вышло. Он нарочито весело рассмеялся.

— Да брось ты так переживать, Гулечка. Конечно, поработаем.

— А у тебя нет другого выхода, Ефимыч. Придется поработать над делом. И не помогать ты мне будешь, а пахать по полной программе. Иначе перерою твою фирму, найду туеву хучу (цитирую небезызвестного Жигалова) проблем, подтасовок, укрывательство от налогов, черный нал, и много еще чего найду. Если не найду, то придумаю, поэтому, будь хорошим мальчиком, и не суетись. Главное, не делай вид, что ты теперь крупный бизнесмен, олигарх, и бог знает кто еще. В любой момент можешь оказаться подозреваемым, а это уже процессуальное лицо, и из олигарха ты превратишься в гонимого. А лучше оказаться в стае гонителей, чем в стае гонимых. Кажется, так ты меня учил по молодости моих лет когда-то, еще до капитализма, будь он неладен.

Юмашева встала из-за стола и подошла к окну. В какой-то момент у нее защемило сердце. Она вдруг вспомнила, что ее ждет Андрей, он томится в пустом номере, тщетно набирая номер давно отключенного телефона. «Может, включить телефон, — подумала она, и тут же отбросила провокационную мысль, — это лукавый сбивает меня с пути истинного».

— Так мы договорились? — она повернулась к Лесину.

Виктор Ефимович ломал пальцы рук, но ожидаемый эффект все не удавался, хруст прекратился, будто сочленения кистей рук вдруг утратили свою гибкость.

— Значит, договорились? Принимаю твое молчание за согласие. Итак, кто хотел убить Кучинского? И мотив… Какой мотив? Деньги, долги, кидалово? Личные проблемы? Секретарши-любовницы, гомосексуальные связи, неверная жена? Конкуренты?

— Скорее всего, долги, — нерешительно замямлил Лесин-старший, — я еще не очень хорошо разбираюсь в финансовой стороне вопроса. Мне нужно время.

— У тебя было целых две недели, и за две недели ты не смог определиться с мотивом! Это с твоим-то опытом работы, — воскликнула Гюзель Аркадьевна. — Не верю!

— Не надо театральных жестов, — прервал ее тираду Виктор Ефимович, — не надо. В бизнесе не просто работать. Мне нужно время!

«У него генерального директора убили, он начальник безопасности фирмы, и ему нужно время», — злилась Юмашева, с трудом сдерживая клокочущие эмоции.

— Давай встретимся через два дня, Виктор Ефимович. И ты мне принесешь готовое решение проблемы. На блюде. Думаю, два дня тебе хватит. И будь уверен, у меня будут контраргументы.

— Да уж, ты подготовишься к поединку, не сомневаюсь, — проворчал Лесин-старший и поднялся, с трудом разминая одеревеневший позвоночник, — не можешь, как все люди, Гуля, — с упреком сказал он, — встретились бы за городом, на свежем воздухе, на террасе. Знаешь, там у нас есть дом отдыха, небольшой домик с террасой, шашлычок, закусочка, ананасовый шартрез…

— Удар по моей печени, твой шартрез, Ефимыч, — поморщилась Юмашева. — Мне и без шартреза тошно, тем более ананасовый какой-то там.

«Как только Лесин уйдет, позвоню Андрею, но это будет ровно через десять минут. Кажется, именно так некоторые курильщики пытаются бросить курить, они уговаривают себя, дескать, закурю через десять минут, потом смотрят на часы, и зарекаются еще раз, закурю через пятнадцать, и так до бесконечности. Некоторые даже избавляются от вредной привычки в результате уговоров».

Но Юмашева не позвонила Андрею через десять минут. Она не позвонила ему через полчаса и даже часом позже. Едва за Лесиным-старшим закрылась дверь, Гюзель Аркадьевна набрала номер телефона Трифонова Сергея Викторовича и сказала, нежно обвевая горячим дыханием телефонную трубку, вкладывая в простые слова загадочную, почти интимную ноту.

— Сергей Викторович? Вы? Мне необходимо с вами встретиться! Сегодня. Сейчас. Сию минуту.

* * *

В зале для совещаний средненачальствующего состава управления наблюдалось настоящее столпотворение; многие кресла оказались уже занятыми, и вновь прибывшие сотрудники из районов робко теснились в проходах между кресел с откидными столиками.

— Резник, а ты чего не в районе? Развелся, что ли, с Юмашевой? — весело заржали откуда-то из задних рядов.

— Нет, не развелся. У нас еще медовый месяц, — мрачно сказал Резник, и ржание прекратилось, может, потому, что в голосе Резника послышались трагические нотки.

— Говорят, тебя на другой район бросают? — спросили, немного помолчав, откуда-то уже сбоку. Резник повернулся, чтобы увидеть того, кто спросил, но не успел, в зал вошли руководители управления. Сотрудники тотчас повскакали из кресел, вытягиваясь в струнку и щеголяя боевой выправкой.

— Товарищи офицеры! — гулко разнеслось по залу. Сотрудники вытянулись в полный рост, прижимая руки к бокам.

— Прошу садиться, — послышалась очередная команда и захлопали крышки откидных столиков, сидений кресел, застучали подошвы по полу, отыскивая точку опоры.

Владислав с удивлением увидел на трибуне Фиму Лесина: «Он что, собирается выступить с докладом? Вот это да! А вообще-то чему тут удивляться, — ухмыльнулся он, — у Фимы отец работает начальником безопасности на крупной фирме, ушел в отставку с должности начальника управления. Сыночку сам бог велел в люди выбиться. Было бы странно, если бы карьера этого недоноска сложилась иначе». Резник с тяжелым вздохом принялся выкапывать из памяти подходящие к этому случаю пословицы и поговорки, но память отказывалась работать. Слава не вспомнил ни одной подходящей цитаты и рассердился на себя за неумение точно сформулировать ситуацию. «Так можно окончательно деградировать», — уныло констатировал он провалы в памяти. Резник прислушался к зычному голосу Лесина-младшего, звучавшему сокрушительными децибелами, усиленному в полную мощность стоявшим на трибуне микрофоном. «Ну и голосок у этого отпрыска благородной фамилии, совершенно ржавый, — мысленно злился Резник, — разобрать, что говорит, совершенно невозможно».

«Некоторые начальники отделов занимаются личной жизнью, забыв о своих прямых обязанностях…» — гремел микрофон,