– Именно. Лучше обойдем, а то наверняка на набережной мсье всером топчутся…

– Да вы настоящий конспиратор, – пробормотал Георгий.

– Конечно, – кивнула Рита. – У меня хорошая школа. Я ведьбыла в R?sistance, в Сопротивлении. Знаете, сколько народу у нас гибло толькоиз-за того, что где-то кто-то оказался неосторожен, положился на «авось»? Былатакая девушка, русская, Вики Оболенская… Она и вся ее группа погибли из-запренебрежения к правилам конспирации. Ну и другие – Анатолий Левицкий, БорисВильде. Да еще много народу! Мой… – Она осеклась, потом продолжила: – Кстати,именно там, в R?sistance, я и познакомилась с Федором Лавровым. Французыназывали его Тео. Он скрывался после бегства из лагеря в одном госпитале, иименно он лечил мои перебитые коленки.

– Как перебитые? Кем? – глупо спросил Георгий.

– Пулями, – тихо ответила Рита. – Мое счастье, что тот бошповел автоматом понизу и прострелил мне только ноги. А попади он повыше – и нешла бы я сейчас с вами. Хотя, если честно, тогда я не верила, что вообще смогуходить. Никто не верил. Если бы не Федор… Поэтому я была просто счастлива,когда именно мне поручили поехать в Россию от нашего Совета бывших участниковдвижения R?sistance и вручить Тео награду. Очень трудно было получитьразрешение, оформить визу… Особенно мне.

– Почему?

– Потому что я русская, у меня русские корни, потому что вРоссии… – Она осеклась. – Ладно, об этом потом. Лучше вот что скажите: вы уженаписали статью о похоронах того доктора?

– Да, – уныло сказал Георгий, – написал.

– И когда она будет напечатана?

– Ни-ког-да, – пробормотал Георгий, у которого мгновеннозапершило в горле от обиды на жизнь. – Она не будет напечатана никогда. То, чтовыйдет в «Энском рабочем» завтра под названием «Жизнь, отданная людям», –совсем не та статья, которую я сдал завотделом. Но фамилия там будет моя –Аксаков. Я хотел псевдоним поставить – Русанов, это в честь деда моего, онжурналист был… А потом решил: чего ж я его фамилию буду враньем оскорблять? Онже не виноват, что… что у нас все… как-то так…

Рита мягко провела по его рукаву пальцем.

– Да, – вздохнула она. – Федор меня предупреждал, что врядли вам разрешат рассказать правду. Я понимаю. Свобода слова, к сожалению, непринадлежит к числу завоеваний социализма.

Георгий запнулся. Все-таки они, приезжие из тлетворногобуржуазного мира, просто не могут удержаться, чтобы не вести свою пропаганду иагитацию! Даже если у них русские корни, даже если они некогда сражались плечомк плечу с нашими солдатами против общего врага – фашизма, они не могут иначе.Конечно, бытие определяет сознание!

– Впрочем, не будем об этом, – торопливо сказала Рита,видимо, уловив его настроение. – Я просто хотела спросить: вы, когда пишетесвои статьи, кому-нибудь их показываете? Не боссу, а кому-нибудь из друзей илиродных?

– Я бабуле показываю, – не без смущения признался Георгий. –Она очень любит читать. Она восемь лет была… – Нет, об этом тоже лучше не надо.И он быстро поправился, надеясь, что Рита не заметит обмолвки: – Она долгоболела, не могла читать и теперь никак не может начитаться. Наверстываетупущенное!

– Как ее зовут?

– Баба Саша, то есть Александра Константиновна Аксакова.

– Александра… – тихо повторила Рита, словно секрет какой-тошепнула. – Саша… А когда она была маленькая, ее, наверное, звали Сашенька, да?

– Ну да, а как же еще? – пожал плечами Георгий. – Бабушку вмолодости звали Сашенькой, а ее младшего брата – Шуркой.

Рита усмехнулась:

– А как зовут вашу маму?

– Ольга Дмитриевна.

– Ольга Дмитриевна… – повторила Рита с той же затаеннойинтонацией.

«Зачем она спрашивает? – подумал Георгий. – Просто извежливости, чтобы было о чем поговорить? На самом деле, может быть, ей этосовсем неинтересно. А я-то что иду да мычу покорно, как теленок? Надовоспользоваться случаем и узнать о ней как можно больше!»

Но что спросить? Замужем ли она? Честно говоря, егоинтересовало только это. Ну и еще – сколько ей лет.

Тут Рита вновь заговорила:

– И что сказала Александра Константиновна о вашей статье?

– Сказала, что ее зарежут, – пожал плечами Георгий.

– Что? – испугалась Рита. – За что ее зарежут? Кто?

– Ну, вы не поняли! – расхохотался Георгий. – Не бабушкузарежут, а статью. Значит, сократят. А в тридцать седьмом меня за нее к стенкебы поставили, по бабушкиному мнению. А вы говорите, у нас нет свободы слова! Нуа вообще бабушка сказала, что материал хороший, жаль, что мало известно обОлеге Вознесенском, о его близких, откуда он родом…

– Она была с ним знакома?

– Нет. Но бабуля у меня, так сказать, немножко состранностями… У нее какой-то особенный интерес к этой фамилии. Как услышит –Вознесенский, так сразу встрепенется. А почему – не знаю. Она не говорит.

Рита покосилась на него, но промолчала.

– Она только Андрея Вознесенского не любит, – продолжалГеоргий. – Слышали, может быть? Очень модный сейчас поэт.

– Я даже пробовала его как-то читать, только напрасно.По-моему, у него есть только одна приличная строка: «В дни неслыханно болевыебыть без сердца – мечта». А все остальное меня как-то… не трогает. Слова,слова, слова, как говорил Гамлет. Я Бальмонта люблю! Теперь его никто не знает,а я его люблю. И еще Георгия Адамовича, особенно одно стихотворение…

– Бабушка тоже Бальмонта любит, – перебил Георгий,обрадовавшись, что хоть это имя знает. Ни о каком Георгии Адамовиче он в жизнине слышал. Нужно было как можно быстрее увести разговор от собственногоневежества. – Бальмонта и Маяковского. Представляете, какое сочетание? Циклстихов о Париже Маяковского – очень любит: «Париж бежит, провожая меня, во всейневозможной красе…»

– Как странно! – прошептала Рита. – Как странно, что именноо Париже!

– Баба Саша всю жизнь мечтала туда съездить, так что ничегостранного. Она говорила, что в Париже жила ее мать.

– Да что вы говорите?