– А где шпалер? – спросил старший наряда.

– Зачем он мне? – с невинной улыбкой ответил Носков. – К друзьям с подобными вещами не ходят. Пистолет я только на работе с собой ношу. Кобура же так, по привычке – чтобы чувствовать, что она есть.

В общем, никаких подозрений этот человек не вызвал. На вопрос, где его спутник, Носков ответил, что товарищ его по фамилии Поляков отправился по магазинам и должен появиться ко времени моего возвращения.

Закончив допрос, милиционеры удалились.

– Креститься надо, – уже спускаясь с крыльца, сказал один из них хозяйке дома.

– Зачем это? – спросила она.

– Когда казаться начинает.

Вслед за ними отбыл и мой «друг».

– А ты, хозяюшка, хитра, – сказал он тёте Оле, перед тем как покинуть дом. – Сумела-таки предупредить мусоров. Ладно, старая карга, твоё счастье, что в вашей мусарне знают о нас.

Чувствуя или предполагая милицейскую слежку, приезжие бандиты отказались от личного участия в убийстве. Однако в Ольмаполе у них и в самом деле были сообщники. Прежде чем покинуть город, Поляков с Носковым встретились с ними. И договорились, что Кригерта ликвидирует местная братва. Не бесплатно. Не немедленно, а когда всё успокоится. И даже были назначены исполнители.

О несостоявшейся ликвидации – вследствие исчезновения объекта заказа – несколько позже сообщил один из информаторов, внедрённый милицейскими в тамошнее преступное сообщество.

…В отпуск Рауя приехала ко мне в Питер, и три недели общения с ней пролетели как в чудном волшебном сне. За день до предполагаемого отъезда её в Ольмаполь я сделал ей предложение, и она дала согласие соединиться со мной брачными узами.

Анвар Мустафин и все его домочадцы были немало удивлены, когда я предстал перед ними рядышком с Рауёй. Ещё большее удивление вызвало, когда, поздоровавшись и глубоко поклонившись, я чуть ли не с порога попросил у главы семейства и его супруги руки их старшей дочери. Несколько секунд замешательства, и благословение на наш союз было получено.

В Петербурге поначалу мы жили в съёмной однокомнатной квартире и были вполне счастливы от совместного безоблачного проживания.

Рауя досталась мне чистой, нетронутой, и никакие последствия страшной зловещей телегонии, передающей новому поколению свойства первого мужчины, от которых уже невозможно избавиться, нашему благоденствию не угрожали.

Приведённую мною биологическую концепцию скептики считают устаревшей. Однако учёные, занимающиеся волновой генетикой, на конкретных примерах доказали абсолютную достоверность этого явления.

Да и в жизни известно немало фактов тяжёлых результатов добрачных связей именно по женской линии, когда чужая натура, заложенная в потомство, мимикрируя в детские годы, выливается затем в открытую ненависть сыновей и дочерей к родителю. В ненависть, не утихающую ни на день, ни на минуту и даже иногда приводящую к покушению на него. Впрочем, нередко это раздорное чувство бывает взаимным и отцы в полной мере отвечают своим отпрыскам.

Нам с Рауёй посчастливилось избежать сего кошмара. Для меня же лично невинность избранницы поистине стала даром Божьим.

Девичий цвет придал нашим отношениям особую нежность и сладкое волшебство жизни, недоступное многим другим семейным парам. Наши дети и в ранний период, и уже будучи достаточно взрослыми, души во мне не чаяли, а я – в них, и ничто и никогда не могло нарушить соединявшей нас взаимной симпатии. Пожалуй, последняя с годами только усиливалась, принимая оттенок всё большего осмысления.

Но это я так упомянул, чтобы только подчеркнуть глубину и нерушимость наших семейных уз.

По истечении нескольких месяцев, когда у меня появилось достаточно свободных средств, мы стали обладателями собственного жилья площадью, позволявшей нам не только повседневно не стеснять друг друга, но и находить место для достаточно длительного уединения, если таковое требовалось. И даже с комнатами для прислуги, которой мы к тому моменту обзавелись.

Ещё через год я купил только что построенный дом в посёлке Ельники у Финского залива, куда моя княгиня переселилась вместе с нашим первенцем. На постоянное жительство.

Один-два раза я приезжал к ним посреди рабочей недели. А утром опять отправлялся по нескончаемым делам, связанным с моим развивающимся бизнесом.

Воскресные же дни мы непременно проводили вместе. Я или ухаживал за газоном и разными плодовыми и декоративными деревьями и кустарником на земельном участке, окружавшем наш особняк, – под неусыпным контролем милой моему сердцу княгинюшки. Или мы прогуливались по опушке соснового бора, начинавшегося прямо у окраины посёлка. Или нанимали яхту и отправлялись в «круиз» по заливу.

Но чаще всего, особенно в дождливую погоду, мы оставались под крышей нашей обители, наслаждаясь обществом друг друга.

Слова «княгиня, княгинюшка» выше и далее по тексту не случайно оставлены мною вне кавычек. Как-то, уже после нашей женитьбы, в одном из разговоров Рауя обмолвилась, что в двадцатых-тридцатых годах прошлого столетия её предки по отцу скрывались от преследования революционеров и что некоторые из них даже меняли фамилию.

Естественно, я спросил, почему они вынуждены были скрываться?

– Потому, – ответила она, – что родословные корни наши относятся к татарским мурзам, признанным в Российской империи в княжеском достоинстве, и были внесены в категорию князей татарских. Это сейчас происхождение не имеет значения, и никто о нём не спрашивает, а в то время мои родственники считались классовыми врагами.

Выходило, что моё вроде бы шутливое обращение к Рауе как к княгине имело достаточное основание. Не случайно мне виделось в ней нечто особенное, неординарное! Ну да ошибиться было невозможно. Княжеская кровь проявлялась и в её характере, и в облике, и в полной достоинства манере поведения. И даже в поступи, изящной и несколько величавой.

Время от времени я получал немногословные послания от тёти Оли.

В одном из писем она посетовала, что крыша её домика совсем прохудилась, а на ремонт нет средств, что в сильные дожди проливает насквозь и что однажды ночью ей даже пришлось передвигать кровать, чтобы спастись от капели.

Посмотрев в справочнике стоимость ремонта крыши с заменой самой кровли, а также стропил и других несущих конструкций, я выслал этой славной женщине необходимую сумму. И добавил немного сверху – для решения других житейских проблем.

В самом же первом письме тётя Оля поведала о том, что вскоре после моего отъезда к Гайнутдину пришли люди известного Ольмапольского бизнесмена, бывшего бандита Зеленцова, и предложили ему продать дом вместе с земельным участком.

Местность, где располагалась заимка Гайнутдина, была на редкость привлекательна. Сразу за ней красочным амфитеатром поднимались Ольминские горы, поросшие хвойным лесом, слева и справа на некотором расстоянии тоже возвышались холмы, и всё это в совокупности создавало неповторимый уютный рельеф, на фоне которого душа невольно смягчалась и отходила от мирских забот.